Дело было два года назад. Моя сестрёнка стала мамой во второй раз. Сама она говорила про себя, что оКотилась. Коте (Константину) на тот момент было всего пару недель, а его старший брат скучал. Не то чтобы ему не хватало внимания: мама посвящала ему каждую свободную минуту, да и кроме неё были еще папа, бабушка, дедушка. Но все, как один, волновались, как бы «бедный ребенок» не почувствовал себя отодвинутым на задний план. Неудивительно: четыре года он был центром вселенной для всех этих людей, а тут появился еще один центр. Вселенная дала крен.

И тут родилась идея.

— А что, если нам взять его с собой в отпуск? — предложил Валерка. В тот раз мы собирались на Ланцерот, уже был забронирован номер в отеле.

— Вы? Саньку с собой? — скептически отозвалась моя сестра, оглядев Валерку с ног до головы, словно видела его впервые. — Он вас съест и ботинками не подавится.

— Неужели мы, два взрослых человека, не справимся c четырёхлетним пацаном?

— А справитесь? — спросил сам Санька, мило обнимая плюшевого ежа.

Это звучало как вызов. И он был храбро принят.

Номер в отеле перебронировать не составило сложностей, с билетами на самолет оказалось не всё так просто, но и эту проблему мы решили достаточно быстро. И вот утром перед предстоящим полётом Санька нетерпеливо топтался в коридоре, гордо расправляя кофту с аппликацией Человека-паука, и слушал мамины указания. Серьёзно нахмурившись, он согласно кивал на мамины просьбы слушаться, хорошо кушать и не лезть в холодную воду.

Потом указания давались уже нам: во сколько ребёнка укладывать спать, что ему можно есть, а что нельзя, как и когда его одевать… Складывалось ощущение, что, сделав перелёт в другую страну, мы резко забудем, как и что делать с Санькой, или он резко изменится и станет вести себя совсем иначе. Но мама есть мама, ничего не поделаешь. Поэтому мы послушно слушали, как и Санька, нахмурившись, согласно кивали и не возражали.

В аэропорту Саньке понравилось. Он носился по огромному залу, изображая из себя самолёт. Летать ему приходилось и прежде, так что предстоящий полёт его не тревожил и даже особо не интересовал. Это подтвердилось, как только мы попали в самолёт: Санька уселся на место у окна, потребовал дать ему аудиокнигу, нацепил на голову наушники и ушёл в свои детские фантазии.

Когда книжка закончилась, Санька потребовал дать ему воды, сока, печеньки и мороженое. Всё, кроме последнего, с абсолютно искренней улыбкой принесла стюардесса, а Санька еще полчаса канючил на тему отсутствия мороженого в самолёте и успокоился только после обещания купить ему килограмм сладкого, как только приедем в отель.

А потом самолёт пошёл на посадку. Не знаю, что в тот раз творилось с воздухом, но посадка выдалась не самой удачной. После третьего резкого рывка вниз добрая половина, смею заметить, взрослого состава пассажиров нервно вжималась в кресла, стюардесса бегала по салону, разнося бумажные пакетики. Саньку же ситуация не напрягала. Этот ребёнок всегда отличался стальными нервами и умением в любой ситуации видеть то, что не видят другие. Или же наоборот: говорить то, о чём все думали, но никто не озвучивал вслух.

Так было и в тот раз. После очередного скачка Санька посмотрел в иллюминатор и флегматично произнёс:

— Мы все умрём…

Тётка на соседнем сидении, кажется, начала вспоминать молитвы, а паренёк рядом с ней стал такого же синего цвета, как обшивка сидений.

— Не умрём, — так же флегматично ответил Валерка, не отвлекаясь от журнала. Он так часто передвигался по миру на самолётах, что нужно было больше, чем лёгкие турбуленции, чтобы вывести его из состояния покоя.

— Почему? — искренне удивился Санька, сложив бровки домиком.

Оставшееся время посадки Валерка объяснял ребёнку о природе турбулентного движения воздуха. Объяснение, по всей видимости, было очень красочным, потому как Санька слушал с открытым ртом, изредка вставляя «Почему?».

Ланцерот встретил нас горячим влажным воздухом и толпой людей в аэропорту. Санька сидел у Валерки на шее и командовал, куда идти. В общем-то, достаточно обычное дело: этот ребёнок с самого рождения знает, кем и как руководить.

Полчаса спустя нам удалось наконец-то получить арендованную заранее на все две недели отпуска машину. Ещё полчаса понадобилось для того, чтобы работники проката автомобилей нашли детское сиденье: сначала они искали само сиденье, потом — кого-нибудь, кто знает, куда это сиденье делось, в конце концов искали ключ от склада. Когда мы наконец-то упаковали чемоданы, Саньку и самих себя в, признаться, очень уютный Форд, все трое с облегчением вздохнули.

Санька потребовал, чтобы включили кондиционер, потому что «дышать невозможно», а меня не покидало ощущение того, что мы забыли что-то крайне важное. Что именно, напомнил сам Санька уже минут через пятнадцать. Он что-то пробубнил — я услышал только его голос, но не разобрал слов. Выключив музыку, Валерка попросил его повторить, но в ответ послышалось снова бурчание. И только после повторной просьбы мы расслышали его ответ.

— Писать хочу! — завопил ребёнок. И Валерка тут же впечатал педаль скорости в пол.

Не знаю, как у других детей — у меня в этом мало опыта, но у Саньки «хочу писать» означает не когда мы найдем ближайший туалет, и не через 5 минут, и даже не через две. А именно сейчас, сию же секунду. Есть даже шанс не добежать до туалета дома. А мы были на автобане. Где даже остановиться нельзя…

Ближайшие пару минут, пока Валерка искал место, где остановиться, мы занимались тем, что отвлекали ребёнка и уговаривали его потерпеть еще минуточку. Санька согласно кивал, пищал и обещал в сотый раз «в следующий раз предупредить заранее». Значок «500 м», означающий, что до ближайшего места аварийной остановки осталось ещё полкилометра, казался спасительным знаком…

В общем, остановиться мы успели. Всё обошлось. Санька снова сидел довольный в своём сиденье в машине, я судорожно вспоминал наказы его мамы, чтобы не забыть ещё чего-нибудь очень важного, а Валерка что-то искал в рюкзаке.

— Хочу… — начал было Санька, но договорить не успел: Валерка протянул ему бутылку с водой. — Спасибо, я как раз хотел попросить.

На мой молчаливый вопрос Валерка только пожал плечами.

— А то ты не знаешь своего племянника: у него постоянный водообмен.

— Гидравлика! — Санька оторвался от бутылки и философски поднял палец в воздух.

— В кого ж ты такой умный?! — рассмеялся Валерка, снова усаживаясь за руль.

Ехать нам предстояло далеко, почти два часа. Чтобы не повторять трюков с поисками места для остановки, мы периодически спрашивали у Саньки, не нужно ли ему в туалет, но он всегда отказывался, хотя бутылка с водой уже опустела. Развернувшись в очередной раз, я сразу понял, что что-то не так: Санька смотрел на меня совершенно стеклянными глазами и не моргал.

— Что случилось? Тебе опять в туалет надо?

Санька помотал головой и не без труда выдавил:

— Меня сейчас стошнит.

И снова педаль в пол, поиск места аварийной остановки и “Сашенька, потерпи, пожалуйста”… Мы даже не стали его отчитывать за все те съеденные конфеты, которые он без спросу вытащил из своего рюкзака, валявшегося рядом на сидении, и уж тем более за разбросанные по полу фантики. Главное, что всё обошлось и в этот раз.

До отеля мы добрались позже, чем намечалось, и абсолютно вымотанные. Все, кроме Саньки: он бодро бегал по фойе и орал песни как ни в чём не бывало. Правда, когда мы наконец-то попали в номер — огромный, двухкомнатный, в котором можно было бы при желании разместить футбольную команду — тут же завалился на кровать, заявил «я буду спать здесь» и почти сразу уснул. И уснул крепко: даже не проснулся, когда его перетаскивали с места на место и переодевали…

Сам отпуск проходил без происшествий. Каждое утро мы с Валеркой уговаривали этого ребёнка позавтракать, а вечером — не есть всё подряд. Особой проблемой стало намазать Саньку солнцезащитным кремом: он сопротивлялся, убегал, а после обречённо вздыхал и возмущался, что теперь он «липкий и противный», мотивируя это тем, что к нему снова будет липнуть песок.