и коллекционируют молодых девушек, лишая их семьи, теплого дома и нормальной жизни.

Правда была в том, что у меня никогда не было нормальной жизни. Я вообще не знала, кем являюсь на самом деле. Мою жизнь придумали за меня, и не было ни единой ниточки, которая связывала бы меня с прошлым…

- Я сказал: ешь, – снова приказал мне молодой человек с пустым выражением лица – то было лицо солдата, безоговорочно выполняющего приказы своего правителя.

Я подняла глаза на своего собеседника и, поправив рукой спутанные немытые волосы, резко выдохнула:

- Я не собираюсь есть из этой грязной миски. В этом мерзком подземелье.

- Ты умрешь, если не будешь есть. Или хотя бы пить. – Офицер буквально приподнёс блюдо к моему носу. Резкий запах переваренного гороха с рыбой вызвал во мне лишь отвращение, как и все вокруг.

Первые дни я действительно хотела есть. Теперь же, привыкнув к голоду, хотела лишь одного – воды.

- Разве вы не этого добиваетесь? – огрызнулась я, ударив рукой по тарелке. Ее содержимое тут же растеклось у наших ног, и офицер, лицо которого было усыпано мелкими царапинами, был явно недоволен моим поведением.

- Видимо, к тебе нужно послать Гилберта. Может, его ласка поможет тебе поесть… Или, хотя бы, попить воды.

- Какое тебе дело до моего приема пищи?! – снова огрызнулась я, пиная босыми ногами тарелку.

Прокатившись, она с шумом ударилась о стену – мое беспардонное поведение бесило офицера все больше и больше.

- Ты нужна нам живой. Ему – живой. Он не убивает просто так… Хотя, я сомневаюсь в том, что именно ты ему пригодишься. – Ответы, которые давали мне эти люди, не приносили мне облегчения.

Наоборот – с каждым разом я осознавала: я здесь навсегда.

Не на пару дней, как я предполагала, а на всю жизнь. Меня похитили… Возможно, чтобы проводить жуткие эксперименты или что-то гораздо хуже.

Даже когда я поняла это, мне все равно удавалось сохранить лицо – железную маску, которую я с гордостью носила.

Никаких слез и криков, которые постоянно слышались в отдалённых частях коридора.

Я не собиралась забиваться в угол и давить на их жалость - я буду бороться за освобождение и свою жизнь любимыми методами, которые только придут в мою голову.

Офицер ушел, забрав с собой воду и напоследок бросив: «Либо ты пьешь и ешь при мне, либо не пьешь вообще».

- Катись к черту, – выругалась я, вцепившись в собственные волосы.

Единственная роскошь, которую я могла себе позволить, – это сон. Хм… И туалет, который здесь был предусмотрен, но мало напоминал даже наш жуткий туалет на ферме без всяких удобств. Что ж, спасибо и на этом.

Меня не мучали страшные сны, каждая прожитая минута превратилась в один сплошной и нереальный кошмар.

Уже через несколько дней я осталась совершенно без сил. Вода была мне необходима.

Оглянувшись по сторонам, я убедилась, что никого нет и встала под тем местом, где вода протекала через потолок, и просто открыла рот.

Редкие, но свежие капли чистой воды скатились по моим губам, одаривая восхитительным чувством.

Это был первый раз, когда моя нижняя груба задрожала за несколько секунд до слез, которые мне удалось сдержать глубоко внутри.

Гордость. Это все, что у меня здесь осталось.

Слабость была настолько сильна, что через какое-то время я вообще перестала двигаться. Перестала задавать вопросы. Я просто сидела в углу своей пещеры, в провонявшей и прогнившей от сырости сорочке.

Мне было стыдно смотреть на собственную кожу – даже присматриваться не приходилось для того, чтобы обнаружить на себе скатавшиеся комки грязи и пота.

Я была отвратительна.

Так и погибну здесь.

Гас бы, наверное, даже не посмотрел в мою сторону, если бы увидел в таком состоянии.

Я вздрогнула, когда дверь резко распахнулась. На пороге я с ужасом обнаружила своего старого знакомого – Золотозубого.

Моего личного палача. Внезапно мне захотелось есть и пить – я бы с радостью приняла из рук того офицера что угодно, лишь бы вновь не видеть эту страшную рожу.

Очевидно, Джейсон не применил серьезных мер по устранению этого мужчины. Или этот загадочный «он» все же пощадил его.

Я заранее возненавидела главаря этой секты.

- Моя упрямая нимфа. Плохо выглядишь, – подметил Золотозубый, поставив ведро на пол рядом со мной. В его руках я заметила полотенце и мочалку. Тут даже моя гордость надломилась – я хотела этой воды, хотела помыться. Я хотела снова хоть на день почувствовать себя человеком.

Каждая клеточка на моем теле зачесалась от предвкушения – я собиралась принять эту возможность.

Для того чтобы держаться дальше, мне нужны хоть какие-то силы.

Я молча посмотрела на Золотозубого – куда-то сквозь него, стараясь придать своему лицу Равнодушие.

- Говорят, ты не ешь. Не пьешь. Не моешься, – заключил он, наслаждаясь своей небогатой речью. – Я пришел в надежде застать тебя здесь – страшную, неумытую и одинокую. Сломленную. Но даже сейчас я не перестаю желать тебя.

Его пальцы коснулись моей щеки, и я сцепила зубы, чтобы не завизжать. Каждая секунда нашего соприкосновения отбирала у меня силы.

Теперь я стала в миллионы раз грязнее - и все это после его легкого касания.

Даже ванная не спасет меня от стыда, позора и его грязных лап. Тем не менее, она была мне необходима.

- Я помоюсь. Я готова принять ваш дар. Но только его. – Посмотрев на него будто свысока, я вскинула бровь, заметив секундное замешательство на его лице.

Я не знаю, чего он ожидал, но явно не такой реакции. Наверное, он уже рисовал в мыслях картинки о том, что я слишком слаба, чтобы бороться с ним. Рассчитывал на то, что я лежу здесь и поджидаю его с раздвинутыми ногами…

Черт возьми, мне не передать словами, насколько мысль об этом омерзительна!

- Ты весьма странно себя ведешь для пленницы. Смеешь заявлять о своих правах, которых у тебя нет.

Отказываешься от еды и воды. Что ж… Раз ты уже приняла этот дар, я должен сообщить тебе о том, что к нему идет и второй подарок: мыть тебя буду я, красавица.

С этими словами он опустился передо мной и намочил мочалку, набрав в нее побольше воды.

Я хотела сказать что-то в знак протеста и своей защиты, но не успела.

На мою щеку опустился удар, а затем новый удар. Грубая мужская ладонь давала мне пощечину за пощечиной – Золотозубый не мог остановиться, упиваясь картиной того, как моя голова раскачивается из стороны в сторону, а разум не имеет возможности прийти в себя.

- Держи, потаскушка. Я сейчас тебя хорошенько помою. Упрямая красотка, возомнившая о себе невесть что. – Из кармана он достал