Дэй в ответ неуверенно кивнул.

— Чего же ты ждешь в таком случае? — продолжил Найт холодно. — Ты в зеркало-то давно смотрелся? — это было грубо, но справедливо. Если уж рыжеволосое чудовище решило признаться в любви, могло бы надеть что-то получше, чем дедушкины гамаши и бабушкину старую вязаную кофту. Внешний вид для Найта играл не последнюю роль.

— Смотрелся… — горестно вздохнул Дэй. — Я знаю, что не эталон красоты.

— Не то слово, — не смог удержаться от смешка Найт. Парень ждал, когда же Дэй разревется — глаза парнишки и так уже были на мокром месте — и убежит, как это любят делать расстроенные героини в третьесортных сериалах. Но рыжий Найта удивил.

— Зато я могу научить тебя… — в его взгляде проскользнула уверенность и упорство.

— Ты? Научишь? Чему? — опешил шатен.

— Любить!

В любой другой ситуации и при любом другом человеке, услышав подобное, Найт бы искренне рассмеялся. Но что-то во взгляде конопатой мумии заставило его всего на секунду, но поверить в его слова.

— Любить, значит… — от улыбки шатен все же не удержался. Звучало это до ужаса наивно. Но интересно.

— Что ж, попробуй, — пожал он плечами. — Если ты действительно так уверен, что сможешь изменить мое отношение к любви, валяй! – развел парень руками. Дэй в ответ на это просиял и чуть ли не на месте подпрыгнул.

— Только у меня будет одно условие, — чуть подумав, добавил Найт. Рыжий напрягся.

— Будь добр расчесывайся чаще, чем раз в неделю, — Дэй сначала покраснел, а затем внезапно рассмеялся. Так искренне и открыто, что у Найта перехватило дыхание. Ему показалось, или когда парнишка улыбается, он действительно становится милым?

С этого и началось активное обучение Найта этой странной, а может и вовсе не существующей штуке под названием Любовь.

====== Глава 2. Наслаждение и боль ======

— Дамы и господа! Леди и джентльмены! Месье и мадмуазели! — невысокий мужчина в белом фраке, перламутровой рубашке и серебристой бабочке, в небрежно нахлобученном на голову белоснежном цилиндре с черной лентой, и в серебристых перчатках, натянутых на худые кисти с длинными пальцами, стоял перед бархатным занавесом на сцене, освещенной десятками софитов, и улыбался настолько широко, что это было видно даже с самых последних рядов.

— Мы вновь приветствуем Вас на нашем скромном мероприятии! — вещал он, прохаживаясь по краю сцены и, кажется, смотря абсолютно каждому зрителю прямо в глаза, — Сегодняшний гость наверняка заинтересует Вас как никто ранее! Хладнокровный и никогда не влюблявшийся, потерянный и не знающий, в чем же смысл его существования! Итак, знакомьтесь, месье Найтарус Макк! — с этими словами ведущий указал на мерцающий за его спиной занавес. Тяжелая ткань, будто бы подчиняясь жестам мужчины, пришла в движение и начала медленно подниматься вверх, давая зрителям возможность увидеть того, кого за ней прятали. Посреди сцены стоял большой кованый опаленный железный стул. На нем сидел темноволосый юноша. Его шея, руки, ноги и торс были привязаны к стулу черными кожаными ремешками.

— Месье, как вы себя чувствуете? — мужчина приблизился к стулу, сложив руки на груди и смотря на парня насмешливо и заискивающе.

— Где... где я? — прохрипел в ответ пленник, приоткрывая покрасневшие глаза и пытаясь оглядеться.

— Ах, как это прекрасно, он даже не понимает, что же здесь происходит! Месье, Вы слышите меня? Оглянитесь! Вы — звезда! За Вами наблюдает весь мир! Вы...

Найт вздрогнул и проснулся. Его бил мелкий озноб, а пальцы до побелевших костяшек сжимали пуховое одеяло. Парень глубоко вздохнул, затем медленно выдохнул, смахнул холодный пот, что выступил на его лбу, а уже после нехотя повернулся к прикроватной тумбочке и посмотрел на электронные часы. Было без одной минуты шесть. Нет ничего более противного, чем просыпаться за минуту до будильника. Еще гаже просыпаться из-за кошмаров, которые последнее время мучили Найта все чаще. Причем все они были однотипные: странный мужчина в странных нарядах на странной сцене со странными зрителями, что внимательно вслушивались в каждое слово странного ведущего со странной манерой обращаться к парню ни как иначе как Месье Найтарус Макк. Найтарус — звучит жутко! Никто не имел права называть Найта его полным именем. Парню оно не нравилось, и он раздражался каждый раз, когда кто-то рисковал обратиться к нему подобным образом. И ведь этот мужчина в белом фраке наверняка тоже знал нелюбовь Найта к своему полному имени и специально называл его именно так, чтобы поиздеваться над своим пленником. Да-да, роль его так же была неизменна, менялся лишь антураж. Иногда вместо стула были цепи или кандалы, странные древние пыточные устройства или большая круглая доска для дартса. Доску Найт не любил больше всего, потому что ведущий неизменно выбирал из зала несколько желающих и давал им в руки большие дротики, а затем предлагал счастливчикам попытаться не попасть в пленника. Обычно получалось ровно наоборот.

Будильник таки дал о себе знать, разорвав утреннюю тишину душераздирающим воем. Отработанным движением Найт выключил устройство, после чего с неохотой поднялся с кровати, потянулся, сладко зевнул и потер глаза. За окном появились первые намеки на рассвет. Вылезать из-под теплого одеяла парню не хотелось настолько, что еще чуть-чуть и Найт был готов позвонить на работу и заявить, что он заболел, чтобы затем завалиться спать на следующие несколько недель. Но природная ответственность подавила в нем это страстное желание вновь окунуться в мир грез, даже заставила Найта подняться с кровати и добраться до душа. Еле теплая вода сделала свое дело, и на кухню, облаченный в одно лишь махровое повязанное на бедрах полотенце, Найт пришел, излучая энергию и силу, насколько только ее мог излучать подобный ему человек. Парень относился к тому небольшому числу людей, которые утром не завтракали, о нет, они пожирали. По крайней мере, по количеству того, что Макк употреблял с утра пораньше, это можно было назвать именно так. Найт поджарил себе омлет, с несколькими сосисками, сделал легкий салат, подогрел пару блинчиков быстрого приготовления, залил их медом, и все это употребил, запивая двумя литрами молока и заедая мягкими булочками.

После завтрака Найт вернулся в комнату, натянул на себя черные джинсы, бежевую рубашку и темно-синюю ветровку, сложил необходимые ему предметы в рюкзак, в последний раз глянул в зеркало — парень в него смотрелся очень часто — и не найдя ни одного изъяна в своем внешнем виде, позволил себе выйти из дома.

Ярко-оранжевое солнце к тому времени уже успело выкатиться из-за горизонта почти наполовину, окрасив верхушки многочисленных небоскребов в оранжево-розовые тона. А вместе со светилом просыпался и сам город, тут же наполняясь сотнями разнообразных звуков и пестря совершенно друг на друга непохожими и спешащими кто на учебу, кто на работу, а кто и просто на прогулку с собакой горожанами.

Найт любил утреннюю суету, когда на дорогах возникали пыльные и раздражающие пробки, отовсюду раздавались возмущенные крики или же бурные выяснения отношений по телефонам, детские плачи и нервные фырканья. Да, большая часть людей ненавидела утро по тем же причинам, по которым Найт его обожал. Суета, граничащая с паникой, какофония звуков, выступающая кошмарным раздражителем — все это парня успокаивало. В подобные минуты он забывал о таком понятии как одиночество, наслаждаясь ощущением некоего единства с окружающей средой.

Найт добрался до остановки в хорошем расположении духа. Воздушная маршрутка подлетела уже через пару минут, но не успели ее автоматические двери раздвинуться, как люди, словно муравьи, нашедшие кусочек сахара, ринулись внутрь нее, совершенно не заботясь о тех, кто собирался на этой остановке выйти. Послышались уже привычные споры, вскрики, кажется, кому-то наступили на ногу. Затем последовало старческое шамканье. Куда же утром да без восьмидесятилетней полуневменяемой бабушки, которая решила с утра пораньше съездить на другой конец города, чтобы купить своему любимому толстопузому котику корм, который на окраине города был дешевле на целых несколько копеек.