— Я парень, вообще-то! — заявил Рене, краснея от негодования.

Волосы короткие, груди нет, но всё равно за девчонку принимают. Он ещё мог смириться, что на работе приходилось надевать женскую одежду, но чтоб так…

— Прости, — примирительно произнёс Гилберт. — Ты очень симпатичный.

И вот в этот самый момент Рене влюбился. Влюбился в эти медовые глаза, в эту ласковую улыбку и низкий бархатный голос. В этого человека, которого никогда не смог бы забыть, даже если это была бы их единственная встреча. Рене было пятнадцать, когда его очаровал обычный студент последнего курса университета — Гилберт Стоун. Впрочем, Кинзи в то время тоже ещё не был звездой подиума, телеэкрана или музыкальной сцены. Рене, как он считал, был самым обычным: девушки не смотрели ему вслед, не подкладывали ему номера телефонов на салфетке в баре. Да и Гилберт, в общем-то, был среднестатистическим парнем, который ещё только мечтал чего-то достигнуть в жизни. Вот в кого влюбился Рене — в простого человека.

— Мы встретились с тобой четырнадцатого февраля девять лет назад, — прошептал Рене охрипшим голосом, поглаживая подушечками пальцев влажный висок Гилберта.

Они лежали на кровати усталые, вспотевшие и до безумия счастливые. Гилберт смотрел на него из-под опущенных ресниц, всё ещё тяжело дыша после горячего секса.

— Ты преследовал меня, — наконец насмешливо фыркнул Гилберт.

— Всего два раза пришёл к тебе на работу — и уже «преследовал»? — возмутился Рене, давая лёгкий подзатыльник Стоуну.

— Мне тяжело было воспринимать тебя всерьёз — тебе же было четырнадцать.

— Пятнадцать!

— Ладно — пятнадцать, — согласился Гилберт, — но мне-то было двадцать один.

— Бу-бу-бу, — надулся Рене, повернувшись к мужчине спиной. — Но кто-то же не погнушался всего через месяц после знакомства затащить малолетку в постель! Хренов старпёр-извращенец!

— Конечно. Ты ведь у меня такой соблазнительный, — жарко прошептал Гилберт, прижимаясь к нему всем телом и целуя в плечо. — И тогда, и сейчас.

Рене сердито хмыкнул, отдёрнув плечо. Гилберт отстранился, от чего немедленно стало холодно, но почти сразу же вновь устроился сзади, чем-то шурша. Перед Рене появился красивый букет с цветами, название которых он так и не мог удержать в памяти. Гилберт много раз объяснял ему, что это за цветы и что они значат, но он постоянно забывал. Кинзи запомнил только то, что этот букет — одно большое признание в любви, которое нельзя выразить словами. Рене обнял букет и, закрыв глаза, уткнулся в него носом.

— Знаешь, а у меня для тебя есть подарок, — пробурчал Рене.

— У меня тоже, но всё потом…

— Никуда не уходи! — перебил его Кинзи и, вскочив с кровати, помчался в сторону гардеробной вместе с букетом в обнимку.

Гилберт расслабленно потянулся, но он даже подумать ни о чём не успел, как Рене вновь оказался в спальне. Он встал прямо напротив кровати, держа в руках большой футляр, похожий на папку. Гилберт улыбнулся представшей картине: взъерошенная модель с припухшими губами и отметинами на шее и груди, абсолютно голый, с букетом и папкой в руках.

— Это тебе! — Рене достал из папки большую ламинированную фотографию. Было ясно, что это фото из линейки утренней фотоссесии, поскольку бельё на нём было всё то же, вот только…

— Ах, ты… — задохнулся Гилберт, чувствуя, как волна возбуждения вновь приливает к паху.

На фото Рене стоял спиной, пальчиком оттягивая шортики, выставив круглую попку на обозрение. На снимке даже было видно маленькую родинку, которую так любил целовать Гилберт. И всё бы ещё ничего, если бы не выглядывающие аккуратные яички… А взгляд! Этот взгляд из-за плеча! Красные губы…

— Кто это снимал? — прошипел Гилберт, рывком притягивая Рене и сжимая его попку ладонями — о да, он любил это делать. — Кого мне нужно убить?

— Никого, — улыбаясь, прошептал Рене в самые губы Стоуна, — когда все ушли, я поставил фотоаппарат на штатив и…

— Ты меня с ума сводишь. Я хочу тебя.

— У меня есть ещё одна фотография, — доверительно признался Кинзи.

— И какая же? — вскинул бровь Гилберт, прочертив ногтем линию на спине любовника.

— Эту я сам себе подарил, — игриво подмигнул тот и, потянувшись, достал из папки ещё одну фотографию, от которой Гилберт просто дар речи потерял.

На ней уже был Стоун. Он лежал на кровати, а фотографирующий его Рене, скорее всего, был верхом, и они явно занимались кое-чем с пометкой: «Плюс восемнадцать». Гилберт был напряжен: накаченный торс и лоб блестели от пота, вена на лбу вздулась, как и на руках. Глаза затуманены похотью, на губах оскал. Одна рука запрокинута за голову и сильно сжимала подушку. Гилберт на фото либо уже кончал, либо был в наносекунде от крышесносного оргазма. Он совершенно не помнил, чтобы Рене его снимал.

— Я готов кончить, только посмотрев на это фото, — томно прошептал Рене, прикусывая ухо Гила.

— Ты сейчас будешь кончать только от моего члена внутри, — оскалился Гилберт, отбрасывая ненужные предметы куда-то на пол и подминая Рене под себя.

— Я люблю тебя, Гилберт, — между поцелуями выдохнул Рене.

— И я тебя, малыш, — тихо прошептал тот в ответ.

Но всё пошло не так, как они планировали. Позвонила Лиза, секретарь Гилберта, и тому пришлось ехать в офис. Рене, конечно, расстроился, но помог подобрать костюм и поцеловал его на дорожку.

— Я быстро, — виновато пообещал Гил.

— Кстати, — вспомнил Рене, стряхивая невидимые пылинки с его пиджака, — что там за подарок, о котором ты говорил?

Гилберт улыбнулся, притянув за талию парня, и, поцеловав в лоб, ответил: