— Не перед кем потом было оправдываться. Все подполье взяли, сволочи! Видно, кто-то еще не выдержал. Расстреляли всех, а я выжил. Выжил, чтоб казниться… — заскрипел зубами Рогачев. — Бежал к партизанам. Еще год в их рядах сражался, армию встретил, все искал того гада, что хотел меня изменником сделать, да не нашел в ту пору… А теперь… — Рогачев резко поднялся. — Ладно, сорванцы, идите по домам. Разболтался я…
— Дядя Кость… — начал было Димка.
Рогачев повернул к нему длинное лицо с усталыми, покрасневшими глазами и сказал тихо:
— Идите, ребятки.
Было обычное трудовое утро. В управлении по коридорам спешили сотрудники, из кабинетов слышались резкие телефонные звонки. Луганов поднялся на второй этаж и вошел в кабинет начальника управления. Полковник Скворецкий поднял от бумаг седоволосую голову.
— Здравствуйте, майор! Какие новости?
— Пока никаких.
— Садитесь, — кивнул на стул Скворецкий. — Поговорим, Василий Николаевич, как вы себе представляете нашу задачу.
— Резидент, судя по тому, что нам рассказал майор Миронов, враг опытный и хитрый. Поэтому на быстрое обнаружение его я и не надеюсь. К тому же он прекратил или вообще не имел выходов в эфир. Сигнал, пойманный два года назад, мог быть и его рацией и принадлежать какому-нибудь радиохулигану. Выходы эти не повторились. Тут могут быть две причины: либо у него есть неизвестный нам источник связи со своим Центром, либо что-то случилось с рацией…
— Я склоняюсь ко второму предположению, — сказал полковник, — самый прямой и продуктивный метод связи — рация. И, скорее всего, именно в нее упираются затруднения резидента.
— Я с вами согласен, товарищ полковник. Однако я предполагаю, резидент затаился именно потому, что у него слабая связь с его Центром.
— Да. До сообщения из Москвы мы не чувствовали в наших местах активной деятельности чужой разведки. Ведет он себя крайне осторожно. И все-таки, судя по тому, что сообщает Центр, рация ему очень и очень нужна. Значит, хоть одну из его слабостей мы должны иметь в виду. На этом построим один вариант выхода на резидента. Когда резидент добудет рацию и начнет выходить в эфир, он будет знать, что за ним охотятся. Сейчас он спокойнее. И вряд ли думает, что мы ищем его следы и знаем о его существовании. Это, конечно, неплохо. Имеем ли мы возможность что-либо предпринять сейчас, майор? Или остается ждать?
— Сейчас мы лишены возможности действовать активно, — ответил Луганов, — основную задачу пока несет на себе Центр. Нам предстоит ждать.
— И анализировать события, — сказал полковник. — Но, сами понимаете, нужно думать и искать более конструктивные решения. Пока у нас огромное число иксов. Кто резидент? Как выявить его агентов? Как установить их местопребывание, связи, явки… Все это впереди. Но надо обдумать некоторые закономерности, которые не могут не сложиться при работе резидентуры, тогда мы уже сможем что-нибудь предпринять. Пока мы перед чистым листом бумаги. Надо его заполнить.
— А что сообщает Миронов, товарищ полковник?
— Миронов пробует проделать то же, что и мы. Как только будет результат, он нам сообщит. А ваше дело, майор, раз вы являетесь в данном случае представителем нашего управления, не ударить лицом в грязь перед Центром.
— Постараюсь, товарищ полковник.
— С Мироновым поддерживайте связь регулярно.
— Есть, — сказал Луганов. — У меня через час свидание с ним.
— Вот и отлично.
— Разрешите идти, товарищ полковник?
— Да, товарищ майор.
Луганов и Миронов встретились в том самом номере гостиницы, что и несколько дней назад.
— Садись, Василий Николаевич, — предложил Миронов. — Как ты жил все это время?
— Ничего, — ответил Луганов, — все тебя вспоминал.
— Значит, взаимно, — рассмеялся Миронов, — черняевское дело до конца жизни помнить буду.
— Тогда было легче, — вздохнул Луганов. — У нас имелись отправные точки.
— И теперь есть, — отозвался Миронов. — Дело не в этом. Важно уже сейчас обложить его так, чтобы, как только проявится, немедленно взять под наблюдение и его и тех, кто с ним работает.
— Как только отыщем, — сказал Луганов, — сразу начнем распутывать весь клубок. Найти бы главную нить. А данных для этого крайне мало. У вас есть они?
— Почти никаких. Знаем, что он у нас в стране не первый год, что хорошо конспирировался, что его очень ценят его хозяева и что на связь с ним именно сейчас идет агент.
— Скудновато. Пока ничего не брезжит ни у вас, ни у меня.
— Лиха беда начало. Нам бы только найти след. Тогда все пойдет. А след вот-вот проявится.
— Оптимист ты, Андрей Иванович, — усмехнулся Луганов, — это хорошо, конечно.
— А ты, Василий Николаевич, что? Не веришь в успех?
— Верю. Но тревожусь. Пока все очень зыбко.
— Ничего. И в черняевском деле данных тоже было немного. Отыскали всех и взяли всех.
— Как договоримся? Будешь мне звонить?
— Позвоню. Если у тебя что срочное, знаешь, как сообщить?
— Знаю.
— Ну, счастливо тебе, Василий Николаевич.
— И тебе счастливо, Андрей Иванович. Будем ждать.
— И действовать.
— Как и положено в нашей работе.
С утра Димка забежал за Валеркой, и они отправились в контору совхоза.
— Прямо скажем: дядя Костя, вы обещали, берите отпуск, — говорил Димка, быстро вышагивая по улице поселка.
— Он же не обещал, — сомневался Валерка.
— Молчи ты! Вечно ноешь! — кричал Димка. — Обещал — и все! Зато в такие походы походим, что…
— Он же не обещал, — упорствовал Валерка.
У конторы совхоза стояли грузовики, входили и выходили люди. Отчитывал кого-то бригадир тракторной бригады.
Ребята проскользнули мимо спорящих, прошли по узкому коридору, Димка просунул голову в дверь бухгалтерии:
— Настасья Алексеевна, дядя Костя где?
Младший бухгалтер, полная ворчливая женщина, оторвалась от счетов.
— Нет вашего дяди Кости… Что это с Рогачевым, не заболел ли? — спросила она у кассира.
— Вчера вроде здоров был, — сказала та, — выносил ведро. Свет в комнате горел. Ты мальчишек-то и пошли, Насть, пусть спросят: если болен, не надо ли чего?
Димка, не дожидаясь окончания разговора, закрыл дверь и побежал к выходу, Валерка за ним. Они пронеслись по главной улице поселка, свернули к дому Рогачева и вдруг увидели толпу людей у дверей, машину «скорой помощи», милицию.
Они подбежали к дому и скоро уже толкались в толпе и молча расширенными глазами смотрели друг на друга.
— Эт ведь надо ж — себя жисти решить! — говорила рослая повариха из совхозной столовой. — Недаром, бабы, таким бирюком он жил. Женщин сторонился, с людьми не знался…
— Шпиен, как есть шпиен, — вторила старушка пенсионерка Ниловна, — и в письме, что директор читал, там все прописано.
Димка, таща за собой Валерку, пробился к крыльцу. Вдруг толпа отпрянула и напряглась. Два санитара неловко вынесли на носилках укрытое простыней тело, из-под простыни торчали носки начищенных ботинок.
Мальчишки, не веря глазам, смотрели на носилки, на начищенные носки ботинок.
— Пустите! — вдруг кинулся вперед Димка. — Дядя Костя!
Милиционер взял его за плечо.
— Ты куда лезешь? Какой еще дядя Костя?
— Это ж дядя Костя на носилках! Что с ним? — спросил Димка.
— Иди-ка отсюда, малец. Наворочал делов твой дядя Костя…
— Как это наворочал? — закричал Димка. — Вы что такое говорите?
— Говорю: домой иди!
Валерка заплакал:
— Дим! За что он…
К ребятам подошел директор школы.
— Голубев, Бутенко, идите-ка, правда, домой. Зачем вам здесь толкаться… И ведь надо же, как мы с этим Рогачевым промахнулись!
— Что вы такое говорите, Никита Семенович, — закричал Димка, — он замечательный человек! Он в лагере сидел. Его пытали! А он не выдал никого!
Директор положил руки на плечи ребят и отвел их в палисадник. Отсюда не было слышно-людских пересудов. Ревела, разворачиваясь, «скорая помощь».