- Но по правилам больницы…
- Больной должен сидеть в коляске. Я знаю, мама, но вполне способен донести Клёна на руках в любую точку планеты. Благодарю.
Он очаровательно улыбнулся ей, а я хрюкал ему в шею, чтобы не рассмеяться в открытую, и смотрел краем глаза, как его улыбка перерастает в оскал.
Линсис немного смутилась, нервно дернула хвостами, поправила волосы.
- Ладно, вы не маленькие уже. Только не больше часа, дорогой!
- Конечно, мама.
Выйдя в сад, Няншир дотащил меня до скамейки и бережно сгрузил, сам присел рядом. Я прислонился к спинке и смотрел в голубое небо, вдыхал свежий воздух и впитывал солнце. День был великолепный, ни облачка. Запах цветов и деревьев чувствовался особенно остро после кондиционированного воздуха палаты. Как же хорошо быть живым.
Мурка осторожно обнял меня со спины, повернулся и хотел что-то сказать, как у него зазвонил телефон. Ушастый смешался, достал аппарат и ответил.
- Да, Нарсис.
Сидели мы близко, и было все слышно.
- Няншир, охрана говорит вы вышли на прогулку?
- Да, брат. Клёну не мешает подышать свежим воздухом, а охрана вон маячит в ста метрах за углом, – мурка говорил спокойно, но его хвосты нервно постукивали по сиденью скамейки.
- Почему не взяли коляску? Так ведь удобнее и по правилам положено…
- Нам удобней по-другому! – очень ласково, но как-то угрожающе осадил брата Няншир.
Тишина в трубке.
- Ну ладно, ладно, братишка. Я только спросил. Не забывай, что Клёну нельзя двигаться, мама говорила, что гулять не больше часа…
- Я знаю… Нар… не беспокойся. Пока. – Няншир прервал связь, спрятал телефон, а у меня губы в улыбке так и растягиваются.
- Это заговор! – замогильным голосом произношу и смеюсь, не сдерживаясь больше.
- И ничего смешного, Клён! – зашипел хвостатый смотря на меня, и тоже расплылся в улыбке.
Через секунду мы уже ржали оба, и немногочисленные гуляющие пялились на нас осуждающе, а нам было все равно.
Отсмеявшись, я положил голову ему на плечо, вздохнул счастливо.
- Хорошая у тебя семья, мурка.
- Ага. Теперь она и твоя тоже, Женя.
- Все никак не привыкну, что появился кто-то, кому не наплевать, что со мной. Мариш всегда в свое дежурство в палату заходит, беспокоится, не нужно ли чего, Линсис так ненавязчиво выспрашивает меня о прошлой жизни, а мне и сказать нечего. Ну не рассказывать же, в самом деле, даме о войнах, полетах на истребителе или как нас тренировали в лагере. Зато мы нашли общую тему в экстренной медицине, и я дал пару советов, как останавливать кровь подручными средствами при различных ранениях. Она даже записала все.
- Привыкай, Клён, мама и сестра от тебя без ума и это не только чисто научный интерес, ты им нравишься сам по себе, так же как и мне. И я буду носить тебя на руках столько, сколько понадобится.
- Ладно, а я постараюсь встать на ноги поскорее.
- Я всегда буду рядом, помогу в случае чего, ты только не стесняйся меня, – Няншир погладил меня по спине и потерся щекой о макушку, черные пряди мазнули по щеке.
- Да какое стеснение… ты же меня моешь уже сам, в туалет таскаешь. Пока руки не работали, все с ложечки порывался кормить, – прозвучало как-то обвиняюще.
- И кормил бы, что в этом такого? – проворчал мурка. – Пойми, ты мне любой нужен: и больной, и здоровый, и раненый. Любой.
Действительно, что такого?
- Стыдно мне, хвостатый, – признаюсь и чувствую, как он напрягся весь. – Как развалина. Бесполезный, никчемный…
- Замолчи! – поворачивается ко мне лицом, смотрю в гневные глаза и понимаю, что основательно разозлил его, вон и когти уже показывает. А потом он наклоняется и нежно целует, гладит по голове, и я задыхаюсь от переполняющих меня эмоций. По губам растекается тепло, языками сплетаемся в ласке, и такое острое удовольствие накрывает, что я готов из своей шкуры выпрыгнуть и взлететь к небесам. Как же он скучает без прикосновений. Боится, верит, любит. А я, придурок, комплексами маюсь.
Запускаю руки в густые волосы, ласкаю шею ладонями, поглаживаю торчащие уши, он мурчит тихонько, обнимает за плечи и плавится, словно воск подогретый. Хвостами мои бедра обнял и наглаживает.
Когда находим силы прерваться, пульс сбит к чертям и губы красные у обоих. Мне-то хорошо, возбуждение до паха не доходит, останавливаясь в животе, а вот он возбужден и так страстно смотрит, облизывая клыки.
Утыкаюсь лбом ему в грудь, слыша торопливый стук сердца, когтистые пальцы нежно перебирают отросшие волосы у меня на затылке. Я дурак и это не лечится. Он бы не бросил меня, даже если бы я стал инвалидом, прикованным к креслу. Слава нанитам Саниса, что я избежал этой участи. Хотя выход есть из любого положения, даже если это разряд бластера в висок.
Сидим так, вдыхая запах друг друга, и молчание не тяготит нас, а наполняет уютом. Пока он со мной я преодолею любые трудности.
====== Эпилог ======
Полтора месяца спустя.
Няншир.
Клён окончательно поправился, Санис его три дня назад осматривал и сказал, что все замечательно. Наниты выведены, чувствительность восстановлена. Теперь беленькому все можно, разве только нагружать позвоночник не рекомендуется.
Ну, это и так понятно.
Как раз сейчас из ресторана вернулись, на каре прилетели в поместье, где живем в моих комнатах. Летали в город развеяться, да я все Женю откормить пытаюсь, а он усиленно сопротивляется. Ворчит, что растолстел, обленился, так как в спортзал ему нельзя пока. Я так и не нашел эти мифические лишние килограммы, наоборот все так… мммм…
обозначилось в нужных местах, мясо наросло. Я вот всю прогулку его взглядом так и облизывал, чуть слюной не капал. Он заметил, в глазах бесы запрыгали, и давай надо мной издеваться. То футболку невзначай задерет, то по плечу погладит, а меня даже через ткань будто электрическим разрядом долбит. То хвосты погладит так, что глаза закатываю от кайфа и в спине прогибаюсь. Когда домой полетели, я его в каре облизал везде, где дотянулся. Он тихо смеялся, отвечал, целовал в ответ, шею гладил ладонями, задевал ноющие соски через ткань и не отпускал, пока я жалобно не замяукал, сам тем временем забираясь к нему под футболку.
Воздух в каре раскалился, в ушах застучало, а в паху болезненно затянуло – и все от одних поцелуев, ласк и ощущения гладкой кожи под ладонями.
Потом отодрал его от себя, посмотрел на влажные губы и горящие похотью красные глаза и простонал:
- Сейчас кончу, сил нет…
- От одного поцелуя? – беленький приподнял бровь и облизнулся. – Невтерпеж?
- Даааа, – умоляюще простонал я на выдохе, а он скользнул руками мне между ног и погладил, вырывая жалобный мяв. Затем расстегнул штаны и стал медленно ласкать напряженный член, размазывая смазку по стволу и горячей головке. Мне только и оставалось пошло стонать, притягивать его ближе и расцвечивать так удачно подставленную шею засосами.
Он усилил нажим, дрочил мне, шептал непристойности и наращивал темп. Я весь извивался, подавался бедрами, стискивал плечи и глухо мычал, теряясь в нашем общем запахе, густом от возбуждения. Кончил сильно, аж в глазах потемнело, и позвоночник прострелило огненной волной. Мой крик заглушили теплые губы, а потом Клён поднес испачканную ладонь к лицу и тщательно облизал, смотря мне в глаза. Ооооо… я чуть не кончил повторно, внутри все сладко сжалось в предвкушении. Нет, я его точно отлюблю сегодня, к кровати привяжу если надо. Когда в себя пришел, то застегнул штаны и окинул его жарким обещающим взглядом. А он так невзначай поинтересовался:
- Может, я поведу? А то ты дрожишь весь, еще врежемся куда.
- Не врежемся. Автопилот на что?
Поднял кар со стоянки так, как будто у меня у самого крылья выросли, потом запрограммировал маршрут и снова полез целоваться. Зачем время терять?
Пока летели до дома, друг друга до сумасшествия довели, запах в машине такой стоял, что любой бордель позавидует. Как только приземлились, прошмыгнули в свои комнаты и дверь заперли. Потом с рычанием набросились друг на друга, одежда клочьями полетела, располосованная моими когтями.