Пока до спальни добрались, перевернули кресло, уронили вазу с цветами, хорошо хоть она не бьющаяся, расхреначили журнальный столик и почти свернули шею напольной лампе. И все это не расцепляясь.

Потом я беленького на кровать толкнул, вылизал всего от подбородка до лодыжек, он сначала сопротивлялся, но потом разомлел и сам подставляться стал. Я все смотрел, как он жмурится от удовольствия и тяжело дышит, алые глаза словно звезды горят, ладонями горячими меня гладит и шепчет беспрестанно:

- Мурка, мурочкаааа… Мурёночек…

От его хриплого от возбуждения голоса мозги отключаются. Седлаю Клёна, трусь своим возбужденным членом о его плоть, он течет весь, капли смазки собираются на головке. Красивоооо. Соединяю оба наших стояка и дрочу сильно и размеренно, так, что он воздухом давится при вдохах, а меня жар окатывает, и кожа испариной покрывается. И когда уже нет сил терпеть, беленький оскаливается и достает припрятанную смазку. Вырываю у него тюбик и торопливо смазываю себя, но выдавливаю слишком много геля, между ягодицами хлюпает, яйца мокрые, внутри все пульсирует. Не могу! Хочу!

Клён шумно сглатывает и помогает мне надеться на свой упругий член. Не отрывая взгляда, задыхаясь от удовольствия и сумасшедшего жара, впустив его полностью, замираю, прикрываю глаза и делаю первое движение. Терпение иссякает почти сразу. Падаю вперед, опираясь руками о постель, целую беленького до одури, до укусов и ранок на губах, а он вцепляется мне в бедра и насаживает на себя, подмахивая. Стонем в унисон, и жар спаивает наши тела воедино. Пот бежит по спине, кровать долбится спинкой о стену, но нам плевать. Так надо сейчас, быстро, жестко, почти грубо, чтобы чувствовать все и сразу.

Кровь кипит, и я, кажется, остался без кожи, так велико удовольствие. Двигаюсь глубоко, быстро, хвостами хлещу беленького по ногам и рычу, упиваясь наслаждением. Так долго без тебя… без возможности коснуться по настоящему… я так скучал. Люблю тебя…Люблю… Мой… Не отдам… Ты – моя жизнь.

Не знаю, что из этого я нес вслух, да и не важно.

Он тоже рычит, скалится, держит крепко за бока, не вырвешься, мои волосы оглаживают его по лицу, по груди. Он проводит ладонью снизу вверх по спине и собирает пряди в горсть у меня на затылке, тянет, вынуждая выгнуть шею, и впивается губами туда, где бьется жилка.

Я наверно взлечу сейчас, пульс бешеный, повторяю как заведенный его имя:

- Женя, Женя...

И столько нежности во мне, не вычерпать. Глаза щиплет и застилает пелена.

Клён отрывается от моей шеи и больше не отводит от меня взгляда, наполненного жаждой, царапает бедро, кусает за соски, когда я подставляюсь, и глухо стонет. В какой-то момент я ложусь на него полностью, тонем в поцелуе, находясь на грани, кончаем одновременно, содрогаясь и крича не сдерживаясь.

Не могу успокоить дрожь, а он берет в ладони мое лицо и вылизывает скулы, шепчет ласково:

- Ну что ты, Няншир… ушастый… любимый… котенок…

Я тону в его взгляде и улыбаюсь, понимая, что совсем расклеился.

Сил нет и тело вялое. Не хочу двигаться.

Лежим, между нами мокро от пота и спермы. Балдею от нашего общего запаха и тихо мурчу, а он перебирает мои волосы и сопит в шею, успокаивая дыхание. Проходит много времени, мы слиплись основательно, но нет сил шевелиться.

Целую беленького в плечо и спрашиваю:

- Как ты? Ничего не болит? А то мы как то увлеклись…

- Все отлично.

Сопит, по спине гладит, спускаясь до основания хвостов, а мне так хорошо, что словами не передать. Потом все же разлепляемся, сажусь на кровати, смотря на развалившегося беленького, и краснею. Он так выглядит, что еще немного – и я снова на него наброшусь, провокация белобрысая.

- Я в душ, – соскальзываю с истерзанной постели.

- Давай. Я поваляюсь пока, – он потягивается, расправляя мышцы, и я спешу скрыться в ванной, чувствуя, как внизу все снова заинтересованно дернулось.

Клён.

Хо-ро-шо! Тело легкое, голова пустая, с лица довольная лыба не сходит, и вообще, я словно обдолбанный. Все ушастик виноват, кошак ненасытный, но это именно то, что было нужно. Постель пропахла нами.

Надо вставать, но впервые лениво, пусть мурка плескается в свое удовольствие.

Комм звенит, входящий вызов, наверное, кто-нибудь из родственников мурки. Пару секунд решаю ответить или нет, но все же воспитание пересиливает. Заворачиваюсь в простынь и подхожу к терминалу. Надеюсь, рожа у меня не слишком блядская, а то испугаю родственничков, да впрочем, все равно уже. Думаю, камера не сможет передать всю степень моего падения в бездну разврата.

Даю голосовую команду, и на экране появляется шахис незнакомой наружности в робе и в каске. В руке у него наблюдается молоток, а за спиной интенсивно ведется какое-то строительство.

- Эээ… Здравствуйте, я хочу поговорить с Нянширом Кистисом. Это возможно?

- Он занят на данный момент, но вы можете сообщить все, что хотели мне, я незамедлительно передам. – не растерялся я, прикидывая, какой еще скелет выпал из шкафа.

- Ладно. Тогда скажите, что строительство коттеджа почти закончено, но возникли проблемы с поставкой плитки для бассейна, в связи с чем, мы выбиваемся из графика на неделю. Всего доброго.

- Доброго… – успел попрощаться, прежде чем связь прервалась.

Почесал в затылке. Какой еще дом? Бассейн? Нифига себе, почему я опять ничего не знаю?

Возвращаюсь на кровать, жду. Шум воды стих и Няншир вышел из душа, вытирая голову полотенцем. Высокий, черноволосый, с каплями воды на коже. Влажные хвосты растопорщились. Так, сосредоточиться и думать верхним мозгом.

- Няншир, радость моя хвостатая, ты ничего не хочешь мне сказать? – ласково вопрошаю. Нет, я не злюсь, просто в очередной раз недоумеваю. Что он опять от меня скрыл?

Замер, полотенце повисло на шее, состроил глазки невинного котенка и губы облизывает, это видимо, чтобы у меня все мыслительные процессы смешались.

- Нет, а что?

- Ну… тут звонил шахис с молотком и сообщил, что дом почти готов, только плитка для бассейна задерживается. Мне вот интересно, ты сбежать решил или я что-то неправильно понимаю? – невольно пропускаю в голос злость.

Он срывается с места, напрыгивает, роняет меня на кровать и нависает сверху, придерживая руки.

- Пока ты себе всякий бред не напридумывал, послушай меня. Я построил нам дом и хотел сделать сюрприз, – выпалил он, лихорадочно блестя глазами, хвосты крепко обвили мои ноги, если я вздумаю дергаться, то сделаю ему больно.

- Дом? – желудок ухнул в пятки, а сердце застучало где-то в горле. – Но когда успел? Всего же месяц после болезни прошел?

И тут до меня доходит, да и смотрит он так выразительно, как на дебила.

- Когда строительство началось?

- Когда ты отодрал меня на столе за то, что я не сказал тебе, что ты миллиардер, – выдыхает он.

Зажмуриваюсь. Дом. Наш. Для меня это значит очень много. Раньше у меня не было ничего своего. Место, куда хочется вернуться. Место, где мы будем жить вдвоем. Мечта, ставшая явью.

Открываю глаза. У мурки испуганные глаза и весь вид такой решительный. Надо просто верить и все сбудется.

- Хорошо. Но половину дома я оплачу.

- Как скажешь! – Няншир целует меня быстро, радостно, благодарно.

Я смеюсь и притягиваю его на себя.

- И хочу посетить стройплощадку как можно скорее.

- Без проблем.

- А там спортзал есть?

- Есть.

- Бассейн большой?

- Большой.

- А сад будет?

- Будет.

- Это далеко отсюда?

- Час лету на каре.

- Хм… нас достанут любопытные родственники.

- Не достанут. У нас не принято беспокоить пару, начинающую всерьез жить вместе.

- Но они будут волноваться и постоянно звонить.

- Первое время – да.

Тишина, нарушаемая только нашим дыханием и стуком сердец, и моё тихое:

- Ты этого хочешь, Няншир?

- Очень! – прильнул и тепло дышит в шею. – Люблю.

В очередной раз сердце сбивается с ритма, аритмия у меня, что ли.