– Ничего не путаешь?
– Шизгара сказал сюда ехать, – кивнул Провод, на всякий случай сверившись с навигатором. – Точно.
– Опять в грязи ковыряться…
Строительство жилого комплекса было в самом разгаре, дорога вокруг зданий больше напоминала рокаду, однако вряд ли брезгливый Ворон опасался испортить ботинки. Разговор наёмник завёл не просто так, но приятель понял его не сразу.
– Дождя два дня не было, так что грязь подсохла.
– Она, может, и подсохла, но тащиться по ней всё равно ломает.
– Стал чистюлей? – Провод внимательно посмотрел на напарника, понял, что тот не капризничает, и насторожился: – Что случилось?
– Не нравится мне задание, – честно ответил Ворон. – Не лежит душа.
Он не был предсказателем, вообще не был магом, а потому оперировал такими вот невнятными и непрофессиональными терминами.
– Не лежит душа быстро срубить кучу денег? – В ответ Ворон поморщился, и Провод тут же попытался перевести разговор в шутку: – Или не хочешь работать в день начала войны? Что не так?
– Не знаю…
Ворон действительно не мог сказать, что именно его беспокоит. Глухая ночь? Так она для наёмника – мать родная, почти все дела под её тёмной шалью ведутся, в ней же преследователей путают, в ней же прячутся и оберегаются. Глухая ночь привычна, сгустившаяся тьма должна успокаивать, однако сейчас она лишь усиливала нервозность. Которую вызвало… Что?! Недостроенные многоэтажки? Молчаливые громады, ощетинившиеся рёбрами конструкций? Провалы внутрь, что чернеют даже в черни ночи? На стройках Ворон бывал не раз, знал, что устроить тут засаду легче лёгкого, но никогда по этому поводу не переживал. Твёрдо помнил зазубренный в детстве девиз «Будь готов!», и был.
И потому не понимал, из-за чего нарастает нервозность.
Смущает странное задание? Но что может быть проще, чем забрать посылку у курьера, который не желает появляться в Тайном Городе и передать её по назначению? И пусть контракт возник внезапно и оплачивался неожиданно щедро: такое случалось и раньше…
Тогда в чём дело? Почему дёргаются пальцы, а внутренний голос умоляет бежать как можно скорее?
– Жди здесь! – Провод открыл дверцу машины, но Ворон схватил его за плечо и буквально втащил обратно, вызвав изумлённый вскрик: – Ты чего?
– Не ходи. – У Ворона клацнули зубы, и Провод с изумлением понял, что напарник действительно напуган. – Не здесь и не сейчас!
– Да что случилось?
– Мотать надо! – рявкнул Ворон, резко передёргивая рычаг передач и давя на акселератор.
– Почему?
– Потому что…
Но закончить наёмник не успел – на капот автомобиля с грохотом приземлился… кто-то. Кто-то тяжёлый и очевидно агрессивный. Приземлился так, что продавил крышку капота, оставив на металле две грубые вмятины. Приземлился – и совершенно понятно, с какой целью.
– Дерьмо!
Ночная тьма помешала мужчинам разглядеть врага, да они и не стремились: опыт подсказывал, что сначала нужно оторваться, а уж потом рассуждать, кем был противник и почему атаковал.
Бах! Бах!
Ещё опыт подсказывал, что пока незваный гость находится на капоте, от него исходит серьёзная опасность, и Провод открыл по неясному силуэту огонь.
Бах! Бах!! Бах!!!
Пять пуль ушло через лобовое, но тень с капота не исчезла, приняв выстрелы легко и безмятежно, как будто не раскалённые кусочки металла послал ему в грудь наёмник, а шарики от пинг-понга.
– «Стрелу»! – взвыл Ворон.
– Знаю!
Провод понял, что от огнестрела толку нет, уронил «Гюрзу», выхватил боевой жезл, но… Поздно, слишком поздно.
Сдержавшая пули тень ответила выпадом длинного и тонкого меча. Чёрный клинок, скорее всего – навской стали, легко пробил многострадальное стекло и с безупречной точностью вошёл Проводу в горло, пригвоздив наёмника к креслу. А короткий всхлип и хлынувшая кровь заставили его напарника заорать.
– Мля! – Ворон резко надавил на тормоз, крепко приложился грудью о руль, но цели достиг – тень с капота исчезла. Однако снова жать на акселератор, чтобы продолжить движение, наёмник не стал, а громко выкрикнул заклинание в надежде активизировать лежащую в кармане брюк «Дырку жизни» и… и понял, что неизвестный хорошо подготовился к нападению: артефакт не сработал. – Дерьмо!
В следующий же миг, когда он вновь бросил машину вперёд, Ворон краем глаза разглядел напавшего, оказавшегося невысоким, приблизительно семидесяти дюймов ростом, крепышом с короткими, толстыми ногами и длинными мускулистыми руками. И странной головой, которую венчала то ли корона, то ли рога – разглядеть точнее наёмнику помешала тьма.
«Голем»!
И это всё меняло, потому что искусственное создание наверняка выдержит «Эльфийскую стрелу», как до того выдержало пули, а значит, единственная надежда на спасение – бегство, потому что ничего мощнее жезла со «стрелой» у Ворона под рукой не оказалось.
«Надеюсь, летать ты не умеешь…»
Летать, наверное, нет, но прыгал рогатый отменно.
Не успел наёмник понадеяться на двигатель машины, как коротышка с грохотом приземлился на крышу.
– Дерьмо…
Жаль, конечно, что последним в жизни человек произнёс ругательство, но что делать – так получилось.
– Дерьмо… – простонал похолодевший Ворон.
Сначала похолодевший от страха, а всего через мгновение, сразу после того, как чёрный клинок вонзился в его темя, наёмник стал терять температуру уже по другой причине.
Тело Ворона обмякло, руль освободился от ослабевших рук и крутанул в сторону, педали также вышли из-под контроля, и через несколько секунд осиротевший автомобиль медленно остановился, упершись бампером в кучу мусора. Голем подождал, пристально вглядываясь и вслушиваясь в тишину ночи, затем трижды повернул крупный красный камень в рукояти меча, и машину окутал бордовый вихрь портала, съевший всё, кроме следов на грязной дороге. Но завтра по ней проедут грузовики и последние метки ночной трагедии сгинут под их строительной тяжестью.
«Вот и всё…»
Трудно сказать, когда именно приходила эта мысль: когда он ещё был «им» или когда уже становился собой, возвращаясь из невероятного, полного необыкновенных чувств и удивительных, невозможных нигде более ощущений приключения, которое называлось обращением. Когда возвращался «из него»… возвращался оттуда, где становился другим, оставаясь самим собой.
Шарге не вдавался в подробности невероятного изобретения, не рассказывал о технических деталях, однако на бога старый Винсент не походил даже по человским меркам, не говоря уж о Тайном Городе, вот и получалось, что таинственное обращение стало результатом пытливого ума и все его загадки можно разрешить в соседней лаборатории, но… Но Магир Турчи всё равно считал обращение мистическим, необъяснимым действом, и ничто на свете не могло его разубедить.
«Вот и всё…»
Наверное, он начинал эту мысль, будучи «им», а заканчивал, возвращаясь в себя. Когда делал судорожный выдох, затем – короткое, но резкое движение вперёд, машинальное, ненужное, и именно тогда, наверное, в голове звучало:
«…и всё…»
А потом движение вперёд заканчивается так же резко, как началось. Магир замирает, откидывается назад, на широкую спинку кресла, и спокойным – теперь уже никакой резкости! – жестом снимает с лица чёрные очки, довольно крупные, с плотными шторками. Бездумно смотрит на своё отражение в начищенном до блеска стекле и победоносно завершает мысль:
«…получилось!»
Именно этой мысленной фразой Магир всегда заканчивал пребывание в «нём». И трудно сказать, к чему именно она относилась: к тому, что осталась в прошлом очередная кровавая акция, или же к тому, что ему удалось вернуться. Снова стать самим собой. Избавиться от необъяснимых чувств и невозможных ощущений. Таких пугающих и таких притягательных…
Перед каждым обращением Турчи обязательно пронзала паническая мысль: «Вдруг не вернусь?» – однако жажда стать иным перевешивала сомнения.
А страх лишь добавлял адреналина.