Сейчас у меня было много времени, чтобы вспоминать. Когда ждешь, то пытаешься заполнить минуты ожидания. Перебирать собственную жизнь, как страницы книги, которую вроде бы знаешь наизусть и в тот же момент, перечитывая некоторые главы, вдруг начинаешь их видеть совсем по-другому. Слова, жесты, поступки обретают какой-то совершенно противоположный смысл, и хочется швырнуть книгу и закричать, зажимая уши руками потому что все, что говорила сама, звучит в голове болезненными ударами и выкручивает нервы…Ты вдруг осознала, что все это время читала именно этот кусок на каком-то другом языке. Я ЕГО читала как-то иначе. В те моменты своих сравнений…когда убивала нас обоих неприятием и поисками истины среди лжи самой себе. Как и тот день на берегу озера недалеко от ипподрома. День, который сплелся с теми счастливыми днями, когда мой муж дрался насмерть с самим собой за право обладать мною. ДА! Сейчас я понимаю, какими счастливыми были те дни. Какими счастливыми были мы с ним. Я – С НИМ. Не важно, с каким. Прошлым. Настоящим. Просто с ним. Истинную ценность мгновениям понимаешь лишь тогда, когда они ушли безвозвратно. И я снова там…на берегу озера всматриваюсь в две синевы: воды и неба. Но они проигрывают другой синеве, которая, как самая непредсказуемая стихия, меняет свои оттенки для меня одной.

«- Где ты? – вспышкой в голове, заставляя на секунду забыть, зачем приехала сюда. Заставляя отвлечься на требовательное, нетерпеливое вторжение. Словно почувствовал, что я думаю о нем, – Почему телефон отключен?

- Захотела побыть одна.

- Я не спросил, чего ты хотела, я спросил где ты?

- Дышу свежим воздухом.

- Покажи мне, где ты, и дыши дальше».

Вздохнула и устремила взгляд на воду, на песок, в котором утопают босые ноги, а сердце почему-то забилось намного быстрее только от осознания, что он искал меня, что вот так бесцеремонно взрывает мои мысли на расстоянии. Наверное, я показала намного больше, чем просто блестящую на солнце воду или качающиеся от ветра деревья. Наверное, я показала и собственные желания, свои воспоминания картинками, свою тоску по нему и мое лживое «захотела побыть одна»… в него не поверили. Потому что не прошло и десяти минут, как я услышала топот копыт. Обернулась, прикрывая глаза от солнца, и гул собственного сердцебиения заглушил шум ветра.

Черный, лоснящийся Люцифер, скачущий во весь опор, управляемый самим дьяволом. Красиво настолько, что я невольно прижимаю руку к груди, продолжая вглядываться в быстро приближающегося всадника. С ума сойти. Он же был за сотни километров отсюда, с немцами или с французами. Как? Так быстро? Впрочем, странно задавать подобные вопросы, когда твой муж – нейтрал, что и является синонимом того самого дьявола. Я даже не могу сказать, кого нужно бояться больше.

Но мысли таят, исчезают, испаряются, ведь всадник осаждает коня и замедляет ход. Черная рубашка трепещет на ветру, как и его растрепанные волосы, а у меня дух захватывает от этого зрелища и от того, что приехал. Просто взял, все бросил и приехал средь бела дня, бросив свои дела, партнеров, только потому что захотел меня увидеть? Разве это возможно? С этим Ником?

Ближе и ближе ко мне, осаждая нетерпеливого Люцифера, который торопится меня поприветствовать, а я смотрю в синие глаза моего мужа и чувствую, как начинает еще сильнее биться сердце. Сделала пару шагов навстречу, невольно потрепав коня между ушей, когда тот склонил ко мне голову и ткнулся мордой в щеку.

***

Иногда мне начинало её не хватать настолько сильно, что в груди начинало колоть острой болью, а в горле перехватывало от невозможности сделать очередной вздох. Нет, я всегда ощущал её отсутствие так явно, будто со всей силы врезался в стену из…пустоты. И пролетал сквозь неё куда-то вниз, расщепляясь на атомы. Без Марианны. Просто набор бесполезных атомов, хаотично беснующихся в пространстве. С ней же? С ней я был живым. Всегда. Живым настолько, что иногда эта зависимость пугала нас самом деле.

Вот и сейчас, придя домой и не найдя её, перестав ощущать её поблизости, первым делом захотел разнести к чертям всё вокруг себя. Открытие, которое сделал относительно недавно: меня раздражает абсолютно любой предмет, если Марианны нет рядом. Всё кажется ненужным, лишним…или недостойным жизни. Здания, деревья, автомобили…люди. При нашей первой встрече она сказала мне, что я называл её своим личным наркотиком. А я был настолько самоуверен, что лишь посмеялся над этими словами. Что ж…острие иглы или красный порошок не вызывали и четверти той агонии, в которой ломало меня без Марианны.

Когда поймал отголоски её воспоминаний, остолбенел от собственных фантазий, взорвавшихся в голове. По телу дрожь возбуждения прошла, я и сам не понял, как очутился в конюшне возле коня, которого увидел в её сознании.

Нёсся вдоль кромки воды, не отрывая взгляда от хрупкой фигурки, остановившейся на берегу и обдаваемой порывами ветра. Впиваться пальцами в поводья, прислушиваясь к грохоту её сердца, стук которого заглушает топот копыт. Раскрывшись настолько, чтобы впитывать в себя её эмоции…и с трудом сдержать рык удовлетворения от понимания, что соскучился не я один, что удивлена…но всё же ждала меня.

Она осторожно подошла к коню, и я позволил себе несколько секунд смотреть на то, как треплет животное за ухо, как зарывается длинными тонкими пальчиками в иссиня-чёрную гриву. Несколько секунд на то, чтобы заставить себя медленно выдохнуть от её красоты, которая не переставала восхищать даже по истечении всего времени, что я был с ней. Подняла на меня взгляд, а меня передернуло от желания губы её на вкус попробовать. Когда прикусывает так греховно нижнюю, зная, что это сводит меня с ума.

Притянул Марианну к себе, впиваясь в её рот и подавляя стон наслаждения. Дорвавшийся до неё после нескольких часов голода. Изголодавшийся настолько, что, кажется, пальцы начали трястись. Вот здесь. В непосредственной близости от аромата моего безумия.

Силой воли принудить себя оторваться от неё и, приподняв за талию, посадить на Люцифера, придвинув вплотную к себе. И, мать вашу, попробуйте мне доказать, что может быть что-то лучше, чем ощущать её настолько близко. Кожа к коже. Ощущать, как её сердце в моей груди птицей бьется.

- Ну, что, поехали?

Шёпотом, пройдясь губами по мочке уха. И, не дожидаясь ответа, пришпорить коня.

***

Коснулся губами моих губ, склоняясь вниз и удерживая сильными пальцами одной руки поводья, а другой обхватывая мою шею и привлекая к себе. По телу прошла волна электрического тока. От легких покалываний по контуру рта, скулам, подбородку, вниз за прикосновениями к шее и ключицам, отдавая тянущей болью в низ живота. Потому что меня обдало жаром, взрывной волной от его тела, разгоряченного скачкой галопом, и таким сумасшедшим запахом его кожи и пота. Я вдруг поняла, что дико соскучилась…что вот эта попытка сбежать от самой себя опять обернулась моим проигрышем и его победой. Абсолютной. Безоговорочной.

Захотелось впиться пальцами ему в волосы и жадно целовать, кусая чувственные губы, царапая кожу на груди. Там, в распахнутом вороте шелковой рубашки, срывая пуговицы и касаясь жадными ладонями его идеального тела. Но Ник оторвался от моих губ и рывком подсадил в седло, впереди себя. Так быстро, что дух захватило, когда оказалась верхом на Люцифере.

Откинулась назад, чувствуя спиной его торс и закрывая глаза от наслаждения быть снова в его объятиях, ощущая, как сжал меня под ребрами сильной ладонью. Пришпорил коня, а мне не хотелось спрашивать, куда мы едем. Если честно, то мне было все равно. Куда угодно, если он со мной.

Мне болело… но я воспринял это как должное. Для меня она умерла много лет назад, когда я держал ее за ноги и обмочился от ужаса.

А потом в одну из бессонных ночей вдруг понял, что одиночество сводит меня с ума. Не помню, как оказался у приюта и забрал того пса. Самое смешное - я не мог его найти среди всех лающих существ, а он… он меня узнал. Хромоногий Лавруша и обгоревший Огинский составили прекрасную пару. По вечерам я выжирал коньяк, а он грыз свою кость рядом и иногда отбирал у меня бокал. Мы ругались, и я уступал ему, отдавал бокал и засыпал на диване, иногда прямо в туфлях. Во сне чувствовал, как мой пес стягивает их с меня. Иногда смотрел на него и вспоминал, как Надя гладила эту страшную морду и трепала за ушами. Я тогда ужасался ее поступку. Мне казалось, что после этого нужно непременно отмываться в хлорке и сжечь всю одежду.