От страха воют в тумане;

Зеленый сигнал - их взгляд

В океан, в пространство.

Там

На набережных гулко звенят, сталкиваясь, вагоны,

Лязгают цепи, краны скрипят, дребезжат фургоны,

Тяжко весы роняют темные кубы,

Тюки по трапам скользят в огненные подполья,

Спины мостов разверзаются посередине,

В чаще снастей подымаясь, подобно

Виселицам; а медные буквы

Вдоль по крышам, карнизам и стенам

Стремятся изназвать вселенную.

Сверху вертятся колеса, проносятся кебы,

Летят поезда, устремляя усилья

К станциям, версты и версты

Тянущим нити огней золотого фронтона.

Рельсы ползут, разветвляясь, под землю,

Вдоль по тоннелям, по кратерам,

Чтобы вновь появиться и, сталью сверкая,

мчаться мимо

В облаке пара и дыма.

Все пути в город ведут.

Это Город-спрут.

Улица - петли ее, как узлы,

Вкруг монументов захлестнуты

Уходит и снова приходит обходами.

Неразрешимые толпы ее,

С руками безумными, лихорадочным шагом,

С завистью злобной в глазах,

Жадно хотят ухватить уходящее время.

Ночью, вечером, утром,

В шуме, в спорах, в тоске,

Наобум кидают они

Страстное семя своей работы,

Уносимое временем.

И в порывистом ветре безумия их

Хлопают двери темных и скучных контор,

Двери банков и мрачных притонов.

На улицах пятна ватного света,

Разодранно-красного, точно горящее вретище,

Отступают от фонаря к фонарю.

Жизнь алкоголем заквашена,

Бары разверзают на тротуары

Зеркальные скинии,

В которых дробятся опьяненье и буйство.

Слепая свет продает у стены

По копейке коробку.

Голод и блуд обнимаются в дальних углах.

И черный порыв ярости плотской

Пляшет танец смерти в глухих переулках.

Вожделенье растет и растет,

Ярость становится бурей,

Давят друг друга, не видя, жаждут

Упиться золотом, пурпуром, телом.

Женщины - бледные идолы - бродят

Со знаками пола в своих волосах.

Воздух, воспаленный и рыжий,

Иногда от солнца отхлынет, день обнажая,

И тогда - это точно великий крик,

Кинутый хаосом к свету

Площади, рынки, дома и дворцы

Ревут, распаляясь, с такою яростью,

Что умирающий ищет напрасно минуты молчанья,

Которое нужно глазам, чтоб закрыться навеки.

Днем он таков.

Меж тем, когда вечера

Ваяют небесные своды ударами черного молота,

Город вечерний вдали царит над равниной,

Как образ безмерных ночных упований.

Он воззывает желанья, великолепья и чары,

Зарево меди кидает до самого неба.

Газ мириадный мерцает золотой купиною.

Рельсы становятся дерзкой тропою, ведущей

К лживому счастью в сопровожденье удачи и

силы.

Стены его представляются издали крепостью,

И всё, что идет от него - и туманы, и дымы,

Светлым призывом доходит к далеким селеньям.

Это Город-спрут

Осьминог пламенеющий,

Гордый скелет на распутье.

И все дороги отсюда

Ведут в бесконечность

К Городу. 29 ноября 1916

ЗАВОЕВАНИЕ

Земля дрожит раскатом поездов,

Кипят моря под носом пароходов;

На запад, на восток, на север и на юг

Они бегут,

Пронзительны и яростны,

Зарю, и ночь, и вечер разрывая

Свистками и сигналами.

Их дымы стелются клубами средь туманов

Безмерных городов;

Пустыни, отмели и воды океанов

Грохочут гулами осей и ободов;

Глухое, жаркое, прерывное дыханье

Моторов взмыленных и паровых котлов

До самых недр глубинных потрясает

Землю.

Усилья мускулов и фейерверк ума,

Работа рук и взлеты мыслей дерзких

Запутались в петлях огромной паутины,

Сплетенной огненным стремленьем поездов

И кораблей сквозь пенное пространство.

Здесь станции из стали и стекла,

Там города из пламени и теней,

Здесь гавани борьбы и сновидений,

Мосты и молы, уголь, дымы, мгла;

Там маяки, вертясь над морем бурным,

Пронзают ночь, указывая мель;

Здесь Гамбург, Киль, Антверпен и Марсель,

А там Нью-Йорк с Калькуттой и Мельбурном.

О, этих кораблей в путях заросший киль!

О, груз плодов и кож, для неизвестных целей

Идущий сквозь моря самумов и метелей,

Сквозь ярость бурь и раскаленный штиль!

Леса, лежащие на дне глубоких трюмов,

И недра гор на спинах поездов;

И мраморы всех пятен и цветов,

Как яды темные, запекшиеся руды,

Бочонки и тюки, товаров пестрых груды,

И надписи: Кап, Сахалин, Цейлон.

А возле них, кипя со всех сторон,

Взмывает, и бурлит, и бьется в исступленье

Вся ярость золота. .. Палящее виденье!

О, золото! кровь беспощадной вседвижущей силы,

Дивное, злое, преступное, жуткое золото!

Золото тронов и гетто, золото скиний,

Золото банков-пещер, подземное золото,

Там оно грезит во тьме, прежде чем кинуться

Вдоль по водам океанов, изрыскать все земли,

Жечь, питать, разорять, возносить и мятежить

Сердце толпы - неисчетное, страстное, красное.

Некогда золото было богам посвященным

Пламенным духом, рождавшим их молнии.

Храмы их подымались из праха, нагие и белые,

Золото крыш отражало собою их небо.

Золото сказкою стало в эпоху русых героев:

Зигфрид подходит к нему сквозь морские закаты,

Видит во тьме ореолы мерцающей глыбы,

Солнцем лежащей на дне зеленого Рейна.

Ныне же золото дышит в самом человеке,

В цепкой вере его и в жестоком законе,

Бродит отсветом бледным в страстях его

и безумье,

Сердце его разъедает, гноит его душу,

Тусклым бельмом застилает божественный взор..

Если же вдруг разражается паника - золото

Жжет, пепелит и кровавит, как войны, как мор,

Рушит безмерные грезы ударами молота.

Всё же

Золото раз навсегда в человеке вздыбило

Волю - к завоеванью безмерного.

О, ослепительный блеск победителя - духа!

Нити металла - носители быстрого слова

Сквозь сумасшедшие ветры, сквозь сумасшедшее

море

Тянут звенящие нервы одного огромного мозга.

Всё повинуется некому новому строю.

Кузня, в которой чеканят идеи,- Европа.

Расы древних культур, - расчлененные силы,

Общие судьбы свои вы вяжете вместе с тех пор,