«Спящий боксер» войдет (с незначительными изменениями) в сборник «Стихотворения», подготовленный Жене в 1948 году, и станет последней частью цикла «Парад», начинающегося пятью строфами из того самого стихотворения, которое Жене пошлет Францу 21 июля 1943 года (см. письмо 23). К «Боксеру» там добавлено две строфы:

Мы видим, что в стихотворение прокрался «вор», подобно тому, как грабитель Ги по каменной тюремной лестнице (см. письмо от 19 июня 1943 [8]) прокрался в жизнь Жене и занял в ней место «боксера», который исчез даже из названия стихотворения, для него, впрочем, незавидного, поскольку «спящий боксер» — это боксер в нокауте.

Что касается Жо-Златогласого, упомянутого в письме и в стихотворении, Жене нарекает таким прозвищем и обитателя централа Фонтевро в «Чуде о розе». Это один из геральдических символов в мифологии Жене. В Меттре «на руке у каждого из нас красовался цветочек — анютины глазки, но если блатные из Фонтевро посвящали его матери, то мы обвивали его лентой с надписью „Златоглас“. То было знаком посвящения в этот бесцельный орден». (Мы позволим себе несколько сократить фразу Жене.) «Чтобы цветок и лента покоились в достойном орнаментальном обрамлении, мы покрывали татуировками все тело». — «Я видел на татуировках Орла, Фрегат, Якорь, Змею, Цветок, Звезды, Луну и Солнце. Некоторые были разрисованы по шею и выше. Эти изображения украшали торсы нового рыцарства» («Чудо о розе»).

Письма Францу

23 февраля 1943 (почтовый штемпель). Открытка от Жана Жене, отель «Биссон», набережная Гранз-Огюстен, Париж, Ф. Сантену, площадь Комедии, 1, Монпелье, Од (sic).

Прими, дружок, самый что ни на есть дружеский привет от всех коктовцев. Поклонись от меня ребеночку Рейнолдса [9], а я от твоего имени поцелую А [10] в оба глаза, Жан Жене.

11 мая 1943. Первая открытка из Вильфранша-сюр-Мер. На открытке изображена площадь Амели-Полоне и отель «Белкам», где Жене отметил свою комнату крестиком.

(Крестиком отмечено мое окно и мой балкон.)

Старик, дорогой. Пришлось уехать по-скорому, не повидавшись с тобой.

У моей консьержки в «Отель де Сюэд» ты найдешь книги. Сделай с ними, что следует. 1000 франков возьми себе, остальные сохрани, я их у тебя потом попрошу. (Продолжение на второй открытке.)

Вторая открытка, отправленная вместе с первой: «Лодки, украшенные цветами на фоне Цитадели»; адресована также Франсуа Сантену, улица Сент-Андре-дез-Ар, 49, Париж, 6.

Видел Кокто и всю компанию. Когда я заговорил с ним о моем фильме, Жан, как ты и предполагал, сделал кислую мину. Расскажи, как поживаешь. Напиши мне скорей. Со мной три дня был парень, в пух и прах проигравшийся в М<онте>-К<арло>. Познакомился с ним в поезде. Он прелесть.

Приветствую.

Жан.

15 мая 1943 (почтовый штемпель). Письмо в конверте с адресом: улица Сент-Андре-дез-Ар, 49, Париж, 6.

Вильфранш-сюр-Мер.

Франц, малыш,

Шлю тебе коротенькое письмо и прошу тебя написать мне, рассказать о себе, о своей работе. Если что-нибудь опубликуешь, скажи. Я всегда узнаю последним. Разумеется, я так невежествен, что можно не обращать на меня внимания.

Должен сообщить тебе важную новость: у меня туберкулез. Туберкулез почки. Мучаюсь страшно. Не теряю надежды, что меня унесет — галопом — скоротечная чахотка! Доктор Иезекииль (по имени пророка) требует, чтобы я ничего не делал, не работал даже головой! А мне сейчас хочется работать как никогда, я увяз в сюжете, который мне очень нравится. Собираюсь состряпать роман из моего сценария [11]. Как ты и предполагал, Кокто сделал кислую мину. Сказал, что такое уже было, что это восхитительно, превосходно, но не ново, было тысячу раз и что я не найду денег… Мы с Жанно [12] только рты поразевали. Я крепко разозлился. Они оба собираются ко мне в воскресенье. Но я болен и ни с кем видеться не стану.

В поезде я познакомился с очаровательным парнишкой и привел его к Кокто. Юноша ехал играть в Монте-Карло с десятью тысячами сбережений. Ему двадцать лет. Он из богатых, у родителей целый замок, на мои уговоры не поддавался, потому что клятву дал Богоматери не совершать этого греха, в общем, я чуть с ума не сошел. А кончилось все тем, что он вернулся из М.-К. без гроша, пустился во все тяжкие, оказался весьма искусным в любовных делах… а теперь прислал мне из дома премилое письмецо (я его только что получил), в котором обещает приехать еще.

И это несмотря на блуждающую почку! А если бы…

Ты продал книги?

Лекарь советует мне есть побольше! Смешно. Скажи, разве у меня вид или, может, нравы голодающего?

Я пока еще не могу тебе объяснить, почему бежал из Парижа. Письмо могут прочесть — твоя консьержка или мало ли кто.

Целую.

Жан Жене.

20 мая 1943 (почтовый штемпель). Письмо, idem.

Привет, дружочек,

Получил твое письмо. Спасибо. Ты встречаешься с Агуцци? [13] Браво. Покажи ему — не спасуй? — что такое настоящий южанин. Кокто и в самом деле в «Негреско». Вижу его все реже и реже. Он мне противен. Эсхила, разумеется, ты должен оставить себе. Сам решай, что сказать Кокто. По мне, так лучше всего заявить откровенно: «Мне моя работа нравится, я ею горжусь и требую вернуть». Он поймет. А не поймет, тогда ты узнаешь всю меру его глупости или тщеславия и сможешь не обращать на него внимания.

А я тем временем загораю на солнышке.

Видел Деноэля [14]. Денег он мне не дал, но я и не просил. Он восхищен Селином и удивляется, что я его не люблю.

Какое солнце! Я уже почернел, а ведь только начал загорать.

У меня сейчас был врач. Чувствую себя немного лучше.

Завязал знакомства — лет по 15–16; ты, любитель молодой поросли [15], был бы в восторге.

«И грации исполнен каждый лепесток…» [16] Ничего не пишу. Опротивело. Упекут, тогда и буду писать.

Целую.

Жан.

3 июня 1943 (почтовый штемпель). Письмо, отправленное по пневматической почте на одном листе (187 x 109 мм), надорванном при распечатывании (несколько слов утрачено или стерто), со штемпелем тюрьмы Санте: «Не более 4-х страниц по 15 строк разборчивым почерком» [17].