подмойса, Маня, — смеясь, вальяжно раскинулся на чистой стороне лежака Дойч.

Ему блевотина была уже до пизды. И это неудивительно, ведь рисунки на обоях начали вибрировать и неторопливо сползать вниз.

Циклодол стал забирать эйфорию, которой до этого дразнился, и дарить телу неприятную тяжесть. Не слабость, как под хорошим напасом индики, а ту противную неподъёмность, которую чувствует начинающий тяжелоатлет, пробуя взять вес мастера спорта, – сила есть, но у реальности на этот счёт другие соображения.

Постоянные залипания и попытки совладать со спутанностью мыслей забрали у Дойчлянда полтора часа жизни, пока громогласный выкрик не вывел его из личных загонов:

— Сашын-Коре́ц явился! Он принёс Праздник! — истерил Философ.

Дойч не мог внятно сформулировать своё желание даже внутри головы, но первобытные инстинкты сами потянули его поближе к стаду. Липко затягивали окружающие трещинки, царапинки, волоски и линии. Рот был сух, губы трескались. Герой продолжал ползти в сторону ликующих соплеменников.

— Бля… — выдохнул Дойч.

Посреди комнаты, в которой прошло мистическое венчание, в окружении протянутых рук стоял азиат в жёлтом халате с оранжевой вышивкой. Дойч был опытным психонавтом и даже параноил профессионально, но в ту минуту он спасовал.

— И мне! Мне! Дай мне! — вопрошало многоголосье.

А человек в халате лишь ловко поправлял сползающие от энергичных пасов руками очки. После каждого взмаха, в ладонь одного из страждущих падали «диски», дополненные философскими напутствиями от азиата.

Оранжевые узоры на его одежде оживали, когда Дойч смотрел на них. Они вертелись, драконами взмывали вверх, всасывали в себя. Из глубин коммунального коридора слышалось ржание лошади.

— Ты совсем плох, чувак, попей водички, — протянул Дойчу пятилитровую баклаху с водой незнакомый парень. — Если захочешь умереть, пожалуйста, не в моей квартире.

Герой хотел поблагодарить его, хотел спросить, видит ли тот Сашына, но через секунду уже забывал слова и мысли. Лишь годами отработанный взмах нацистского приветствия сам собой вырвался в знак признательности. Пересохшими, заблёванными губами Дойч начал жадно хлебать воду, которая стекала по подбородку, перемешиваясь с остатками завтрака и желудочного сока, убегая вниз к оголённому пенису. Напившись, он неловко поставил бутылку на пол. Беззвучно шевеля губами, словно вынырнувшая на берег рыба, Дойчлянд пытался заговорить с азиатом, ступая в его сторону и протягивая руки.

Сашын Корец обратил на него внимание.

— Тебя тревожит то, что ты не в силах изменить, старичок, — весело проговорил монголоид. — Расслабься, твоё время ещё не пришло.

Сашын щёлкнул пальцами, вспыхнуло небольшое пламя, и в его руке показалась горсть таблеток, которую он запихнул в рот Дойча. Из рукава второй руки вылетела бутылка, тут же пойманная его тонкой и ловкой кистью. Пробки не было и нечто тёплое и приятное протолкнуло «колёса» вглубь геройской утробы. Азиат поцеловал Дойчлянда в лоб и легонько толкнул в сторону дверного проёма. Упав, герой провалился в объятья ужаса собственного эго, ощущая на себе мощное дыхание животного с большими ноздрями.

30 мая

Громкий хлопок входной двери вырвал сознание Дойча из беспокойного сна. Глаза не открывались, сухость была чудовищная. Рот напоминал использованный кошачий лоток с дорогим наполнителем, который абсорбировал всю влагу, но продолжал смердеть. Было холодно.

Кое-как поднявшись с пола, герой мог думать лишь о водопроводной воде. Надежда на то, что где-то поблизости есть иная, не успела даже родиться. Комната была сквозная, поэтому Дойч двинулся сразу в коридор. В прихожей разувался Димасик.

— Опять я всё проебал, да? — с язвительной ухмылкой Дима оглядел полуголого заблёванного приятеля.

Без жидкости Дойч мог только беспомощно моргать.

— Отвести тебя в сортир? — предложил Димасик.

Дойчлянд закивал.

Флэт тем временем жил своей жизнью. Из комнат доносился храп. Философ бродил с пустой «Чашей Циклов», осеняя всё подряд крестным знамением.

Когда парни вошли в туалетную комнату, в их носы ударил кислый запах рвоты. Дима нащупал выключатель, и зловонная пещера озарилась светом электрической лампочки.

Заблёвано было всё. Свидетельства пищевых отравлений были в раковине, ванне, на ободе унитаза и на полу возле него. Но беспокоиться было не о чем, ведь человек, представившийся накануне хозяином квартиры, мирно посапывал среди рвотных масс и не казался встревоженным окружающим биохоррором.

Дойчлянд повернул вентиль и жадно присосался к изгибу аэратора. Чужая тошниловка начала подниматься всё выше, поскольку льющаяся мимо рта вода не успевала уходить в слив. Героя чуть не вырвало повторно. Он наспех плеснул в лицо водой, закрыл вентиль и вышел из чудовищной комнаты, не выключив за собой свет.

— Блядь, это какой-то пиздец… — отдышался Дойч.

— Что у вас тут происходило, рассказывай! — заблестел глазами Дима.

— Ну-у-у… Мне это или приснилось… Или это была галлюцинация? В общем, я видел того азиата, про которого Федя говорил.

— Ха-ха, — засмеялся Дима, первым зайдя в комнату бракосочетания. — А лошадиное говно откуда?

— Что-о-о? — не понял Дойч, находясь в коридоре.

Посреди комнаты действительно лежала куча лошадиных экскрементов.

— Меня точно разыгрывают!.. — насторожился Дойчлянд, увидев навозную инсталляцию.

— Это вряд ли, — засомневался Дмитрий. — А куда Сука подевалась?

— Не знаю… — герой наклонился, чтобы подобрать свои штаны. — Не хочешь съебать отсюда?

— Похоже, хочу-у-у! — простонал Дима, уворачиваясь от маломощной струи блевоты, пущенной Философом. — Фу… Только ты врубаешься, что сейчас ночь?

— Извольте меня простить, судари, — утираясь рукавом, извинился Философ.

— Прощаю тебя, сын мой, — перекрестил его Дойч. — Утро скоро?

— Сейчас не больше часа ночи, — ответил Димасик. — У тебя футболка есть какая-нибудь с собой? Рубашка на тебе что-то не очень...

— Нету нихуя… Пиздец! — критически оглядел себя в зеркало герой.

— Давай у хозяина в шкафу стрельнём что-нибудь, потом отдадим, — зашагал в прихожую Дима.

— А ты его знаешь вообще?

— Нихуя, первый раз вижу. Это Сукин приятель какой-то, вроде…

Пока Дима рылся в шкафу, Дойчлянд съел две таблетки феназепама, запив их выдохшимся пивом, которое стояло на обувной тумбочке, подобрал штаны с отчётливыми следами от обувных протекторов и стал их натягивать. Трусов поблизости не было.

— Вот, вроде сойдёт… — протянул Димасик розовую футболку с чёрной надписью «100% hetero».

— У кого-то серьёзные проблемы с самоопределением, — Дойч начал напяливать её на вытертое сухой стороной собственной рубашки тело.

Ребята покинули квартиру, отдавая тела прохладе предпоследней ночи весны. Дойчлянд сунул руки в карманы штанов, оберегая мелкие сосуды своих кистей от чрезмерной работы. Подушечки пальцев ощутили безжизненную фактуру полиэтилена с характерной твёрдой прямой линией.

— А это откуда? — держа зиплок с порошком перед глазами, задал риторический вопрос Дойч.

— Кто-то по-проёбу не в те штаны пихнул, хех?

— Похоже на то… — герой открыл пакетик и без раздумий понюхал. — Шустрые!

— Ночь длинная, приступай! —