— Прескверно пишет, надо признать, — проговорил Колдер, поднимаясь, отряхивая брюки и протягивая руку, чтобы помочь подняться ей. — И кто он вообще такой, этот Мыш?

Мифэнви вернулась в кресло и, усевшись, позволила себе расслабиться:

— Мыш — правая рука моего отца, а заодно — его мозги. Он и начальник стражи, и первый советник, и канцлер… Да легче сказать, кем он не является. На самом деле, его зовут Глейн Нотенгейм, и не будь его при дворе, батюшка давно спустил бы весь бюджет Лланруста на балы и фейерверки.

— Но почему вы зовёте столь почтенного человека странным и обидным, на мой взгляд, прозвищем? — Колдер поморщился, давая понять, как он относиться к такого рода шуткам.

— Не думаю, что Глейна можно назвать почтенным. Он такой худой и несуразный, и где-то ваших лет, — продолжила она всё в том же весёлом приподнятом расположении духа, — и ещё он альбинос, притом — с красными глазами! На мышь похож. Потому его так все и зовут. Кажется, в Лланрусте мало кто помнит его настоящее имя. Да он и сам себе так же именует. Так что — никаких обид.

— Должно быть, мне никогда не вникнуть в политическое устройство Лланруста, — проговорил Колдер, хмыкнув и вновь зашуршав бумагами. — Мышь — царедворец! Что может быть хуже и уморительней?

Но вопрос так и остался без ответа. Едва Мифэнви открыла рот, дабы возразить ему, как была бесцеремонно прервана — в гостиную вбежала горничная, крича:

— Милорд, милорд, там! — запыхавшись от бега, говорила она торопливо, проглатывая слова.

— Итак, Мэрион, что же такое стряслось, что вы ворвались сюда без стука и разрешения? — вкрадчивым тоном поинтересовался Грэнвилл, складывая руки на груди и принимая невозмутимый вид. И надо признать, учитывая его рост и ширину плеч, зрелище получилось впечатляющим.

Девушка вся затряслась и окончательно растеряла слова. Кое-как ей удалось выпалить:

— Там эта леди… В розовых рюшках… Говорит: ваша кузина. И вы должны её спасти…

— Кузина! — его голос зазвенел от гнева и возмущения. — В жизни не слышал ни о каких кузинах! Тем более — в розовых рюшках!

— Она утверждает, что её имя — Грэнвилл! Что же мне теперь ей передать?

— Ничего. Останься здесь, с миледи. А я спущусь и выгоню эту самозванку прочь.

— О нет, Колдер, я вам не позволю, — решимость на нежном лице Мифэнви говорила о том, что она от своего не отступит. — Вдруг бедная девушка и впрямь нуждается в помощи! Мы не можем бросить её! Пол бы так никогда не сделал!

— Ах да, конечно! Пол! Наш святой Пол! Заступник сирых и убогих! — яростно прогрохотал Колдер.

— Какой же вы! Какой вы … несносный! — задохнулась Мифэнви и, развернувшись на каблуках, подхватила под руку Мэрион, направляясь к двери.

***

6

Цветы всегда молчат

— Миледи, — оказавшись на безопасном расстоянии от хозяина, Мэрион осмелела, — как вы не боитесь! Он же ни дать ни взять Дракула: худой, бледный, вечно в черном. И весь такой: уууу! я иду пить твою кровь!

— Да бросите вы, дорогая Мэрион, — расстроено проговорила Мифэнви, — Колдер — прекрасный человек. Только очень одинокий. А ещё — вечно переживает за всех. Тут любой станет худым и бледным. Я вот тоже в чёрное ношу, значит, и я Дракула?

— Нет, — Мэрион покачала головой. — Вы пленница. Он зачаровал вас и держит здесь в своём замке. Ждёт, когда зачахнете. А потом он на вас женится. Вас — вы уж простите, но это правда! — все так и называют: мёртвая невеста.

— Господи, Мэрион, что за суеверия?

Предрассудки возмущали Мифэнви. Подумать только: уже между городами ходят поезда, летают по небу дирижабли, есть телеграф и газовые лампы, а люди продолжают верить в разные глупости! И не совестно!

За таким разговором они и спустились в холл. И тут Мифэнви почти ослепла от розового всполоха, что тут же метнулся к ней.

— Кузина! Кузина! Ты истинный ангел!

Гостья сжала её ладони в своих и затрясла. Мифэнви стояла на последней ступеньке, и поэтому казалась выше незваной посетительницы. Это позволяло ей выглядеть несколько покровительственно и рассмотреть свалившую, как снег на голову, родственницу. Обладательница невероятного розового платья была ослепительно красива: огромные голубые глаза, золотые локоны, тонкий нос, алые губы, фарфоровая кожа, высокая грудь и тоненькая талия. Казалось, в ней нет ни одного изъяна.

Мифэнви сразу почувствовала себя блёклой и старой, истинной вдовой.

— Я тоже рада видеть вас, уважаемая кузина, — церемонно, как и полагается взрослым женщинам, проговорила она, сделав книксен, — но, к моему глубочайшему сожалению, мы ещё не представлены друг другу.

— Ой-ёй-ёй, кузина, к чему все эти россказни и чинный голос?! Я — Латоя Грэнвилл, можно просто Ти. А ты Мифэнви? Пол рассказывал о тебе. Я стану звать тебя Мейв.

— Или вы будете назвать хозяйку этого замка полным именем и добавлять «миледи», или вылетите туда, откуда явились.

От холода в голосе Колдера, явившегося следом за ними, у Мифэнви волоски на затылке зашевелись — три года назад ей в этом доме оказали столь же недружелюбный приём. Но пока она собиралась с мыслями, подбирая слова, чтобы погасить неизбежный конфликт, Латоя пронеслась мимо неё, подобно урагану, и с воплем: «Колди» бросилась на шею человеку, которого даже самые верные слуги считали прислужником тьмы.

Мэрион даже попятилась, бормоча молитвы, а Мифэнви на всякий случай зажмурилась.

Однако ожидаемого смертоубийства не последовало: Колдер лишь, поморщившись, оторвал от себя любвеобильную родственницу и спокойно поставил её на пол.

— Всё-таки я бы предпочёл, чтобы вы выражали радость менее бурно и не сокращали моё имя. И ещё — у нас принято предупреждать о визитах заранее: в замке, знаете ли, нет гостевых комнат,

— безэмоционально отчеканил он.

— Не будь букой, Колди, — проигнорировав всё вышеизложенное, надулась Латоя. — И я ни за что

7

Цветы всегда молчат

не поверю, что в таком огромном замке не найдётся комнаты для меня, — и невинно похлопала длиннющими ресницами.

— Где вы росли? Что за ужасные речь и манеры? Я вовсе не уверен, можно ли вас пускать дальше порога: вы же весь Глоум Хилл заразите своей розовой чепухой, — смахивая незримые пылинки с безупречного сюртука и отодвигаясь подальше от взбалмошной девицы, холодно проговорил Колдер. — И в замке действительно нет лишних комнат.