Да уж, это еще один повод для расстройства. На три послания моему отцу, отправленные скрытым способом, не позволяющим нас выследить, в который я не вникала, пока не было получено ни одного ответа. Выходит, гнев его на блудную дочь сильнее, чем мы предвидели, и он не готов пока простить меня. А что, если… Нет, такое развитие событий невозможно, он строг, но отходчив и к посторонним, а уж мне-то никогда по-настоящему не пришлось познать на себе его злость и даже строгость. Просто ему тоже нужно больше времени. Кажется, в моей жизни настал какой-то странный период ожидания улучшений, но сетовать на это я не собиралась. Ведь знала, на что иду.

– Если тебе так скучно, то ты мог бы охотиться или выходить в море с рыбаками, чтобы посмотреть на их работу, но не гробить свое здоровье в кабаке…

– Прекрати! – оттолкнул меня Алмер. – Может ты и аристократка по рождению, Мунни, а я простолюдин, но не забывай, что теперь ты моя жена, а негоже жене поучать мужа. Лучше забирайся в постель и дай мне то, что по праву мое. Давай, милая, скорее, знаешь ведь – я ненавижу терпеть.

Я опустила глаза и отступила дальше, ускользая от его рук, начавших пробираться мне под юбки.

– Не нужно, Альми, – покачала я головой, отводя глаза. – Мне нельзя сегодня.

Супруг нахмурился, как если бы и не сразу понял, о чем я, а потом его челюсти сжались до хруста и взгляд стал злым.

– Опять? – отрывисто спросил он и резко поднялся. – Да во имя Пресветлой Даиг, Мунна, разве ты не знаешь, что твоя беременность повышает наши шансы? Твой старик не сможет не растаять, узнав о том, что у него будет внук! И уж точно не покусится на жизнь его отца!

Унижение и обида вспыхнули во мне, заставляя вскинуть голову.

– Но что я могу сделать? – раздраженно возразила, сжав кулаки. – Разве я нарочно как-то препятствую зачатию?

– А разве нет? – еще больше повысил голос Алмер, поднимаясь. – Ты же меня подпускаешь к себе как можно реже! Такое чувство, что это каторга для тебя! Что, небось, уже сто раз пожалела о своем выборе и считаешь, что слишком хороша для меня?

– Что ты несешь? Я сбежала с тобой из дому, бросив все, не забыл?

– Ну да, и оказала уже этим такую великую честь, что просить еще чего-то – неимоверная наглость с моей стороны?

– К чему эти упреки и такой тон! – С какой стати я должна оправдываться или чувствовать себя в чем-то виноватой?! – Я твоя законная жена!

– Ну так вспоминай об этом почаще в постели, а не лежи с лицом мученицы! – выкрикнул муж мне, а ощущение было, что ударил.

– Но мне больно, а я ведь просила тебя…

– Ой, замолчи! – пренебрежительно отмахнулся он от меня, как от обманщицы. – Да какой нормальной женщине бывает больно с мужиком спустя столько времени?

– И что ты хочешь этим сказать?

– Что все дело в тебе. Наша проблема в тебе, Мунни! И тебе стоит… ну, не знаю, что-то делать с собой, потому что если так и продолжится, то все наши мечты и планы развалятся по твоей вине!

– Ты не можешь так говорить! Это несправедливо! Ты заверял меня, что ничто не может стать помехой нашей любви, и ни о каком ребенке тогда речь не шла!

– Ага, ничто, кроме тебя самой, Мунни. И что я был бы за мужчина, если бы не хотел увидеть свое продолжение в потомстве. – Алмер тяжело поднялся и пошел обратно к двери. – Пожалуй, лучше мне проветриться. Ты опять так меня разочаровала, любимая, и нужно время немного успокоиться.

Опять время, это проклятое время…

ГЛАВА 3

На краткий момент мой характер едва не взял надо мной верх и не подтолкнул рвануться вслед за Алмером, накричать на него, высказывая и свои все обиды-разочарования в полный голос, а не смиренными намеками, но я сдержалась. Остановила меня мысль о том, что каждый брошенный мною в него камень мой бедный муж ощутит в сто крат сильнее, чем могла бы я. Неравный брак – вещь зачастую непростая для обоих супругов, и если моей проблемой были лишь унижение и потеря статуса в глазах общества, которые я могла легко перенести, опираясь на чувства нас связывающие, то ему придется постоянно жить с пониманием, что он позарился на то, чего недостоин по факту своего происхождения, вечным презрением со стороны аристократов, даже когда наш союз станет общепризнанным фактом, и бесконечной завистью людей своего слоя. У меня был отец, который, я твердо знаю, потеплеет рано или поздно и не отречется от меня, состояние, принадлежавшее исключительно мне и доставшееся в наследство от матери, а у Альми теперь была лишь я. Так разве достойно будет с моей стороны превратиться в упрекающую фурию, когда ему и так наверняка хуже некуда от понимания своего положения.

Забравшись под одеяло, я решила дождаться возвращения супруга и поговорить с ним спокойно и без вспышек взаимных претензий, именно так, как мы беседовали прежде, иногда часами напролет во время долгих конных прогулок. Между нами было столько чувств и нежности, столько трепета и страсти, они никуда не делись, просто все так сначала закрутилось, потом затянулось и замерло в тягостном ожидании новых изменений, что все наши помыслы сосредоточились на благополучном разрешении, и о настоящей близости мы забыли. И, возможно, если мы вернем ее, то и мое упрямое тело поймет наконец свое предназначение и примет Алмера, как и должно его жене и матери его будущих детей.

Незаметно для себя я уснула и, похоже, очень крепко, потому что ничто: ни единый звук или предчувствие – не побеспокоили меня ровно до того момента, пока грубая рука в мокрой, холодной перчатке не сжала мое плечо.

– Кресса Греймунна, вам следует проснуться и немедленно одеться, – прозвучал пугающе знакомый голос.

Я в испуге открыла глаза, чтобы уставиться в породистое высокомерное лицо Иносласа Арната – главного рунига тайной стражи правителя. В Гелиизене бытовала мрачная шутка, что увидеть его близко после наступления темноты страшнее, чем заметить в зеркале призрачную тень шараака – общеизвестного предвестника тяжкой болезни и даже смерти. Шараак может и померещиться, а если уж в ночи стоишь лицом к лицу с Арнатом – точно готовься к дурному.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать, а только сесть прямо, натягивая одеяло до самой шеи, и даже гордо вскинуть голову.

– Кресс Инослас, вам не кажется, что ваше присутствие в моей спальне в столь поздний час… – начала я, но он тут же прервал меня небрежным взмахом руки.

– Оставьте, кресса Греймунна, эти ваши взгляды и позы для других, более подходящих для подобного обстоятельств, – сухим, лишенным любых эмоций тоном сказал он и бросил платье на мои колени. – Конечно, после сумасбродного побега с этим алчным бесхребетным червяком мое мнение о ваших недурных для девушки умственных способностях претерпело приличную коррекцию, но все же вы достаточно умны, чтобы понять: для сцен и демонстрации притворного негодования или недоумения сейчас не время. Одевайтесь потеплее, нас ожидает долгий путь, а дороги осенью просто отвратительны.

– У вас нет права говорить в таком уничижительном тоне о моем законном супруге! – Все же не вняла я откровенному предупреждению в его тоне. – И уж тем более никуда не смеете меня забирать без него, ибо наш брак освящен Пресветлой Даиг и он теперь является моим опекуном перед всем миром и владыкой.

Руниг никак не отреагировал на мое возмущенное высказывание, только опять взмахнул рукой и отвернулся, веля одеваться. Спорить дальше в одной ночной рубашке не имело смысла: если у него был приказ забрать меня, то он это сделает непременно, даже если придется уносить в чем есть, и я торопливо оделась, прислушиваясь к звукам за окном и внизу в доме. Но все было тихо. Неужели Инослас приехал за мной в одиночку? Прямо и не знаю, радоваться тогда или бояться, ведь это могло означать все что угодно. Но зачем гадать?

– Кресс Инослас, вас прислал мой отец?

– Вам бы этого хотелось, не так ли? – В его голосе легко различалась усмешка. – Считаете, после того, как поступили со своим несчастным родителем, он непременно должен простить вас и принять обратно? Хотя, думаю, этот ваш пройдоха-любовник ждет такого исхода с еще большим нетерпением и алчностью.