2.

Слово предоставляется обвинению.

- Ещё как виновна, - мистер Фогг был краток.

Пуаро задумчиво посмотрел на узкое, с резкими чертами, лицо законника. Квентин Фогг, королевский юрист, был полной противоположностью Монтегю Деплиша. Тот обладал яркой индивидуальностью, отличался сильным характером и магнетизмом. В его манерах проглядывала властность и некоторая хвастливость. На окружающих производили впечатление, в первую очередь, резкие и волнующие контрасты в его поведении. Приятная внешность, вежливая улыбка, обаяние – и вы покорены; но вдруг - резкая, почти невероятная перемена, и вот губы растянулись в тонкой змеиной ухмылке. Того и гляди набросится и пустит кровь.

Квентин Фогг, бледный, худой, напротив - совершенно бесцветное существо. Вопросы задавал тихим и невыразительным голосом, но при этом умел быть настойчивым. Если Деплиш острыми и неожиданными выпадами напоминал рапиру, то Фогг, скорее, сверло. На его лице навеки застыло выражение непреодолимой скуки. Он не смог сделать громкое имя, но заработал репутацию первоклассного юриста. Обычно он выигрывал дела.

Пуаро внимательно рассматривал его.

- Значит, - сказал он. - Такое впечатление она произвела на вас.

Фогг кивнул.

- Видели бы вы её, когда она давала показания. Старик Хэмфри Рудольф разнёс её версию в пух и прах. Камня на камне не оставил!

Он помолчал, потом неожиданно изрёк:

- Всё было предельно ясно и понятно.

- Не уверен, - сказал Пуаро. – Что понимаю вас правильно. О чём вы?

Красиво очерчённые брови юриста сдвинулись. Нервная рука поглаживала верхнюю губу.

- Как бы мне объяснить… это вполне в духе англичан. «Не стреляйте в птичку, пока она в гнезде» - это лучше всего выражает мою мысль. Теперь понимаете?

- Говорите, это весьма в духе англичан… что ж, думаю, я вас понял. И в Центральном Уголовном Суде, и во время спортивной игры в Итоне, и во время охоты у жертвы должен быть шанс на спасение – так считают англичане.

- Совершенно точно. В данном же случае обвиняемая не имела никаких шансов. Хэмфри Рудольф творил с ней, что хотел. Началось всё с допроса, который проводил Деплиш. Знаете, она вела себя робко, словно юная девчушка на вечеринке, давая на вопросы заученные ответы. Да-да, именно робко – и совершенно неубедительно! Она говорила так, как её научили адвокаты. И не вина Деплиша, что её приговорили: старый плут сыграл свою роль великолепно, но любая сцена требует усилий двух актёров, одному не потянуть. А она не подыграла ему. Всё это произвело на присяжных худшее впечатление, какое только возможно. А потом настал звёздный час старого Хэмфри. Вы были с ним знакомы? Тяжёля потеря для всех нас. Подхватит, бывало, мантию, качнётся на каблуках – да как грохнет речь, хоть прячься! Как я уже говорил, он порвал защиту в лоскуты. Замучил её каверзными вопросами, и на каждом она попалась. Он заставил её признать абсурдность собственных утверждений, противоречить самой себе, пока она вконец не запуталась. Затем он сделал смертельный выпад в излюбленной манере – неотразимый и очень убедительный: «Полагаю, миссис Крэйл, ваша история с похищением кониина якобы для суицида – ложь от начала до конца. Я утверждаю, что вы выкрали яд с целью отравить мужа, готового бросить вас ради другой женщины, и сделали это умышленно». А она смотрит на него — эдакое прелестное создание, изящная, грациозная — и говорит: «О нет, нет - я не делала этого». Более вялого и неубедительного ответа я не слышал. Старину Деплиша аж скрючило. Он знал, что это конец.

После минутного молчания Фогг продолжил:

- Присяжные — да и все в суде — почувствовали, что у неё нет ни малейшего шанса. Она даже не пыталась бороться. И ей явно не удалось провести старого крокодила Хэмфри. Слабое, неубедительное «нет, я не делала этого» - жалкое оправдание, жалкое… Стало ясно: готова!

Хотя это было лучшее, что она могла сделать. Присяжные удалились всего на полчаса. И вынесли решение: виновна со смягчающими обстоятельствами. Действительно, она отличалась от той, другой, в лучшую сторону. Ну, та девчонка. Присяжные невзлюбили её с самого начала. У неё и волосок на голове не пошевелился. Бесчувственная красотка, с современным взглядом на жизнь. Для всех женщин в суде она олицетворяла определённый тип — разрушительницы домашнего очага. Если такая появляется на горизонте — жди в доме беды.Она просто излучала сексуальность. И ещё презрение к верным женам и матерям. Должен заметить, она не оправдывалась. Была предельно честна. Восхитительно честна. Она влюбилась в Эмиаса Крейла, он — в неё, ей ничего не стоило бы отнять его у жены и детей. В некоторой степени я восхищался ею. В ней был стержень. Деплиш во время перекрестного допроса задал несколько каверзных вопросов, но она осталась невозмутимой. Но все были настроены против неё. Судья в том числе. Старый Эвис. В молодости сам был хорош — но в суде становился ярым сторонником нравственности. Его заключение по делу Крэйла само по себе было довольно мягким. Отрицать факты он не мог, но умышленно намекнул на некоторые обстоятельства. Чтоб вызвать у присяжных возмущение.

- Он не поддержал теорию самоубийства? - поинтересовался Пуаро.

Фогг покачал головой:

- Нет, этот вариант изначально не имел под собой твердой основы. Вы не думайте, Деплиш сделал всё возможное. Он был великолепен. Нарисовал живописный портрет великодушного, погрязшего в страстях, темпераментного мужчины, внезапно воспылавшего нереодолимой страстью к юной красотке, поразившей его воображение. Затем — его ужас и отвращение к самому себе; угрызения совести за то, как подло он обошелся с женой и детьми; неожиданное решение покончить со всем этим. Вот выход для настоящего мужчины. Должен признать, впечатляющее выступление. Слушая Деплиша, вы не могли сдержать слёз. Перед глазами возникал образ несчастного человека, разрывающегося между страстями и нравственным долгом. Эффект был потрясающий. Только когда он кончил говорить, и чары спали, показалось невозможным сопоставить описанную им мистическую фигуру с личностью Эмиаса Крэйла. И вообще — не такой он был человек. И Деплиш не имел никаких доказательств обратного. Могу сказать о Крэйле с большей уверенностью, чем о ком-либо ещё, что у этого человека не наблюдалось даже зачатков совести. Безжалостный, самовлюблённый, уравновешенный и счастливый эгоист. Некоторые принципы он имел только в отношении живописи — не думаю, что он мог написать небрежную, плохую картину — ничто не заставило бы его поступить так. Но что касается остального, это был полнокровный человек. Он любил жизнь. Любил страстно. Самоубийство? Только не он!

- Полагаю, не лучший выбор защиты?

Костлявые