очень легко и быстро. И несмотря на свое педагогическое прошлое, образованностью не отличалась, но была грамотна в письме. Что в принципе и преподавала.

Вид был у нее запущенный, но здоровый, и хоть она выглядела старше своих лет, все же сила в ней чувствовалась. Черные глаза с хищным взглядом, в котором где-то глубоко-глубоко промелькивала даже доброта. Острый нос, заметно больше нормы и имеющий следы давнишнего перелома. Почти мужская прическа из коротких седых волос. Практически не снимаемая изношенная куртка, непонятно какого оттенка коричневого, с громоздким капюшоном, заменяющим зонт. А также ее постоянный спутник, цветной платок, но не на голове как обычно, а на шее. Ну и нелепые, широкие штаны, когда серого, когда черного цвета, однажды оптом купленные в соседнем городе.

- Где эту бестию носит, - своим командным басом, толи спросила, толи ответила Вера сама себе.

Она стояла на краю своего обширного, и даже можно сказать огромного огорода, который имел невысокий сетчатый заборчик, ржавый и местами лежащий на земле, и выходил прямиком к крутым обрывам берега лимана. Вера с присущей ей повседневной наигранной злобой в глазах, смотрела на пляжи и сухие камыши, высматривая свою бестию. Но, а бестия, была хрупкая, худенькая девочка, тринадцати лет отроду. Та самая, которую Вера принесла с той злосчастной грозы.

- Марина! - крикнула она в сторону лимана. А потом, услышав в ответ лишь ветер, крикнула еще раз вдогонку, заметно громче. - Марина!

Тринадцатилетняя, жгучая брюнетка, с огромными глазами насыщенно-голубого цвета, с именем Марина, медленно гуляла вдоль ветреного берега и с глубоким интересом смотрела на дальнее село, расположенное на противоположной стороне лимана. Ее несформированные, еще полудетские фантазии нашептывали ей, что там есть такая же одинокая девочка как и она, которая тоже сама ходит и смотри на этот берег, и Марина думала, как было бы замечательно с ней встретиться и познакомиться. Ведь она росла без сверстников, а из всех друзей у нее была лишь одна девчонка Аня, с соседней улицы, да и та была на шесть лет ее старше, уже не говоря о том, что виделись они редко. Одноклассники, ровно как и другие ровесники, Марину избегали, да и жили они все в основном далеко. Подростки уже давно имели сформированную компанию, где места девчонке не нашлось. Потому все окружение несчастного ребенка, составляли одни пенсионеры, да и то не самые лучшие представители этой группы. Но она не унывала, и всю свою подростковую энергию направляла на общение с природой. Маринка любила подолгу гулять наедине, и часто заходила далеко за край села в небольшую, запущенную посадку, особняком стоящую среди голой, почти мертвой степи. Там девчонка, могла забыться, и смотря на небо, мечтать. Людей Марина ни то чтобы не любила, скорее не понимала, а точнее даже не знала. Она не старалась их избегать, это они избегали ее. Вот и привыкла заброшенная душа к одиночеству, даже среди людей, и сама стала уходить в подобные посадке, забытые места, где кроме нее были лишь небо, деревья, да и облака.

Марина была худенькой, но с вполне здоровым цветом лица. Ни веснушек, ни даже родинок у нее не было, что делало ее кожу до странного однотонной, словно искусственной. Густые, смоляные волосы, были грязными, не расчесанными и плохо-уложенными в округлую прическу, вполовину не достающую до плеч, с завитыми кончиками, торчащими в разные стороны от ее длинной худенькой шеи. Ведь это единственная прическа, которую была в состоянии выстричь Вера. Потому челка хоть и присутствовала, все же имела чрезмерную длину, доходя до начала носа. Марине же казалось забавным делать ей по пробору над каждым глазом, что впрочем, со стороны выглядело очень даже симпатично.

Ушки, как и носик, были маленькие, кругленькие, аккуратно гармонируя с остальными чертами лица. Губы словно специально постоянно меняли свое положение, изображая то робкую улыбку, то легкий испуг, но как ни странно, это идеально вписывалось в образ девочки. Но главным ее украшением были глаза. Они были в меру огромными, но прекрасными. Постоянно широко раскрыты, слова в ожидании чуда. Цвета летнего неба, с чем-то загадочно-манящим глубоко внутри. Но и сама Марина понимала их особенность, поэтому даже в свои тринадцать лет, уже слегка их подводила черной тушью, выпрошенной у Ани. Которая к слову, сама любила практиковать свое искусство визажиста на девчонке.

Так гуляя уже не первый час, Марина пинала гладкие камни обратно в лиман, и одновременно посматривала на свои смешные часы, имеющие желтый резиновый ремешок, с грустью понимая, что пора уже возвращаться. Но, ни кушать, ни спать она не хотела, а хотела лишь ловить ветер лицом и мечтать о той далекой жизни, которая кипит в больших городах и так часто является ей во снах. Тяжелыми шагами Марина поднималась по склону к своим воротам, которые были самыми крайними в этом конце села и ознаменовали его границу.

Как только девчонка поднялась на дорогу, к ней радостно подбежал Тузик и, вставая на задние лапы, стал вокруг нее прыгать, гавкая и мешая пройти. Он был уже довольно старый, ростом выше маленькой собаки, но ниже большой, кудрявый, со смешной бородой, вечно грязный и худой, очень темного, рыжего, почти коричневого цвета.

- Тузик ты грязный! Перестань, - своим тихим голосом и присущим для него легким украинским акцентом, как можно тверже произнесла Марина, аккуратно отталкивая собаку кончиком ноги. Затем она подняла глаза на закрытую калитку, и уже более ласково добавила, тяжело и безысходно вздохнув. - Ты, наверное, голодный? Идем.

С Тузиком у нее были отношения намного лучше чем были они с соседями, хотя сам пес к Марине относился довольно холодно, правда если не был голодный. Он видел в ней хозяйку, но особого авторитета та не имела. Но девочка любила его, и периодически таскала ему вкусного. Так же она с ним часто разговаривала, рассказывая о своих грандиозных планах на сегодня, о событиях в школе, и искренне огорчалась, когда пес убегал недослушав, едва завидев Веру.

Марина медленно, но без страха вошла во двор и огляделась. Веры не было, но собачья миска была полная супа. Тузик моментально туда метнулся, громко и радостно лая. Сразу после него раздался металлический скрип, ржавой дверцы ведущей на город, и торопливое топанье Веры.

- Ты оглохла?! - сходу спросила та, и подошла почти вплотную к Марине. - Я тебя уже часа два назад послала. Где тебя носит?!

Марина понимала, что отвечать не нужно, и поэтому лишь виновато опустила глаза.

- Хлеба нет, быстро дуй в магазин, пока еще хоть что-то можно купить!