Хотя разве она не забегала к нему пару недель назад, всего лишь чтобы напомнить о времени отлета, одетая при этом в очаровательный мини-костюм? Разве не провела она больше времени, чем было необходимо, очищая его одежду от возможных чужеродных семян, пока они находились в поезде на главной дороге? Разве она не перебирала его волосы, пропуская пряди меж своих пальчиков, будто выбирая из них семена? Они тогда так предусмотрительно обирали соринки друг с друга, подумал он, как ухаживают друг за другом животные в брачный период. Разве это было не так?

— Гиа, — заговорил Макс, закидывая шестидесятифутовый рюкзак к себе на спину, — думаю, нам нужно определиться.

Она посмотрела на него ясными глазами и слегка улыбнулась, услышав надлом в его голосе. Однако он, смущаясь и краснея, не смог прямо высказать то, что хотел; вероятно, он родился в неподходящую эпоху.

— Ты… могла бы взять с собой в путешествие кого-нибудь и помоложе, — неожиданно сказал он.

— Мне хотелось быть с вами, — она смущенно пожала плечами, скользя рукой по упругим листьям. Среди них были и цветы, оранжевые и красные, яркие как попугаи, по форме напоминающие конусообразные клювы, торчащие из-под отороченных пером шляп: Райские птицы; он видел их впервые. И все же что-то в том, как они росли, настораживало его.

— Послушай, если мы находимся в дикой местности, то почему цветы растут так ровно в ряд?

— Разве мы говорили не о нас?

— Извини. Думаю, мы должны сначала преодолеть мощеную часть дороги, чтобы увидеть природу в первозданном виде, — он перевел дух и подступился к той же теме. — И, говоря о дикой природе, я имел в виду, что я тоже хочу жить с тобой вместе в одной маленькой палатке. Так нам будет уютнее…

— Надеюсь, — сказала она, — мне бы хотелось узнать тебя получше. История с Вордсвортом — своего рода предлог.

— А… Потому, что…?

Теперь она замешкалась, и по ее взгляду он мог угадать, что она обдумывает, стоит ли признаваться; это было видно по тому, как напряглась ее спина.

— Если не возражаешь, я хочу иметь от тебя ребенка.

— А… Хорошо, — ответил Макс с замысловатой интонацией, глубоко вздохнув; он крепко обнял ее, чувствуя ее мягкую грудь и отвечая ее порыву. «Видишь? — сказал он сам себе. — Ты все правильно понял с самого начала».

Но все же то, как она ускользнула от него, превратив крепкое объятие в дружеское, и побежала вприпрыжку вниз по дороге, было несколько странным. Он старался не отставать, но тяжесть рюкзака заставляла его пошатываться. Вскоре дорожка стала грунтовой. Гиа остановилась перед ней на минуту, а потом бодро зашагала дальше.

— «Мое сердце…рвется из груди»? — процитировала она наугад.

Перед ними открылась ложбина с необыкновенно буйной растительностью, которую они могли обозревать с высоты. Пассатный ветер пронес вдали ливневые тучи и теперь над рощей африканских деревьев-тюльпанов, усыпанных красными цветами, раскинулась радуга. Гиа остановилась и, топнув ногой по дороге, подняла облачко пыли.

— Ну вот теперь вокруг действительно дикая природа.

— «Сердце пылает, когда в небе радугу вижу», — процитировал Макс как положено. — Вордсворт точно это изобразил.

Десять минут спустя радуга еще была видна, и он услышал, как Гиа спросила:

— А как бы он описал…?

— «Эти прелестные формы…», — смущенно пробормотал Макс, указывая жестом на деревья и замечая, что он сфокусировал свой взгляд на изгибе коротеньких шортиков Гиа.

— Нет, я не о деревьях, глупый, я о гардениях. Здесь уже нет высаженных в ряд растений. Это действительно дикий ландшафт.

Справа и слева от тропы виднелись кусты гардений с глянцевыми темно-зелеными листьями и белоснежными как бумага цветами.

— Мм…, — сказал он, — я успел просмотреть базу данных по местным растениям, пока ждал тебя в Лию, и выявил, что все растения на Гавайях, исключая эти гардении, завезены сюда. Равно как и те деревья, на которые ты обратила внимание. Африканские тюльпаны. Завезенный вид.

— Ты слишком педантичен. Все это не значит, что они не дикие.

— Правильно, хотя конкретно вот этот куст постригли, — сказал Макс. Он различил на стволе срезанные стебли под нижним слоем листьев. Гиа раздраженно на него посмотрела.

— Ты просто крайний педант.

— Я думаю, что дальше мы наконец-то доберемся до по-настоящему дикой природы…, — сказал он, чтобы подбодрить себя.

Оказалось, что шагать по горам не так уж и легко. После приятной прохлады на первом подъеме и обманчиво легкого спуска с горы следовал сухой участок тропы, дорога пошла на подъем через отрог, где на осыпях было не за что уцепиться. Затем они оказались в продолговатой ложбине, отгороженной от морского бриза и поросшей сероватой от пыли чахлой растительностью. После этого под лучами солнца, которое пекло все нещаднее, они карабкались в течение часа по огромным, величиной с автомобиль, валунам, в итоге, томимые жаждой, они пересекли высохшее русло ручья и добрались до следующего перевала и наконец вновь погрузились в тропический лес. Но теперь прохлада высокогорной местности стала лишь воспоминанием; в воздухе гудели огромные комары. И, наконец, привал. Когда Макс поднес ко рту свой вегетарианский сэндвич, он вдруг почувствовал, что тот уже подпортился и начал плохо пахнуть.

— Я не знаю, — сказала Гиа, ее лицо блестело от капелек пота, — должна ли я чувствовать нечто вроде единства?

Ему была видна другая пара молодых людей, которая вышла на десять минут раньше них и уже приступила к завтраку. И, конечно, была еще и другая пара за ними, которая дважды догоняла их и снова, ворча, отставала — они сердито смотрели на них из-за груды мшистых валунов с расстояния метров трехсот.

— Пока еще нет, нет, не единство, — дружелюбно выговаривал он ей, — хотя, конечно, как говорил нам Вордсворт, Природа объединяет. Лучше сконцентрируйся сначала на некоем двуединстве.

Он снова понял к своему стыду, что образы в его сознании соотносились с частями ее тела, и в настоящий момент он пристально смотрел на ее грудь.

— Единство появится позже? — спросила она.

Ему вновь пришла на ум мысль о том, как они останутся вдвоем в маленькой палатке.

— Ты читаешь мои мысли.

Теперь ему предстояло искупаться в горном ручье, который, как он знал заранее, протекал недалеко от назначенного места их стоянки. Ледяная вода поможет ему ощутить дикую природу, решил он. На мгновение он вернулся к Гиа и крепко сжал ее в объятиях. Действительно ли она ответила ему, совершив искреннее движение навстречу, или это было лишь признаком ее нарастающей физической усталости, он не смог бы точно определить. Она положила голову ему на плечо и принялась перебирать его волосы. Он тоже зарылся лицом в ее волосы, ее прелестные каштановые волосы, и замер на миг.

— Эй, да ты совсем потерялся в моих волосах!

Она была настоящей женщиной XXI века, любые романтические ухаживания могли быть с легкостью превращены в случку.

— Ну хорошо, а ты-то что делаешь?

Она все еще накручивала на палец прядь его волос.

— Помните, — спросила она, — как однажды на занятиях вы рассказывали, что во времена Вордсворта влюбленные пары обменивались прядями волос?

— Конечно.

Она отпустила локон, который держала в руках.

— Но это же так замечательно! Я думала об этом целый месяц. И я поняла, что и эта мысль пришла ко мне из ваших лекций, — Гиа улыбнулась. — Мне нравится, как вы вдохновляете меня.

Она покраснела.

— Вот почему я хочу от вас ребенка — есть в вас что-то, что возвышает меня и что-то, что заставляет сделать первый шаг.

Слова девушки снова взволновали его, на лице расплылась глупая улыбка. Теперь он лучше понимал Шелли, Китса, Фанни Браун, Вордсворта и Аннетт Валлон.

— Профессор… то есть Макс. Давайте сделаем это сейчас.

Макс скептически посмотрел назад, на дорогу, где пара, которая шла за ними, опять остановилась в ожидании.

— Я, хм, думаю, что, может быть, мы сначала поставим палатку, пообедаем, сполоснемся…