— Обменяемся прядями волос…?

— Верно. Нет. То есть да.

Макс снял рюкзак и нащупал в нем свой армейский нож, тот, который был с маленькими ножницами.

— Что здесь творится? — спросил он, когда они дошли до места стоянки. Несмотря на то, что кругом кишели москиты и сороконожки, место стоянки было снабжено столбиками размером с трубу с порядковым номером на них. Неподалеку протекал холодный ручей, он украшал скалы, и, сбегая вниз по склону, исполнял роль ограждения — по меньшей мере, он предохранял от муравьев, что было весьма кстати, так как их муравейники были почти в человеческий рост. До океана было по-прежнему далеко, они едва могли слышать прибой.

— Слава тебе, Господи, — сказала Гиа. — Привал.

Макс скинул с плеч свой рюкзак и вынул из него самособирающуюся палатку. Гиа исчезла в кустах для того, чтобы собрать жучков — к своему разочарованию Макс узнал, что она была насекомо-вегетарианкой и что за обедом ему придется терпеть вид гусениц. Он уже был предупрежден брошюрой Экопарка («обратите внимание на невообразимое разнообразие самого неосвоенного источника пищи на земле»), также он был предупрежден в насекомо-вегетарианском клубе на факультете («можно чудно заморить червячка»), но он надеялся, что она все-таки отведает мясное филе, которое он привез с собой.

Палатка надулась и встала торчком, поэтому процесс закрепления ее напомнил Максу схватку Одиссея с постоянно изменяющим форму Протеем. Разбирая амуницию, полученную вместе с пропуском, он извлек из рюкзака запакованный механизм. Макс с интересом покрутил в руках сигнальное устройство, которое представляло собой плоские кружочки размером с наушники для плеера. Они были увенчаны красными кнопочками, с которыми нужно было обращаться очень аккуратно: как только кнопка оказывалась нажатой, рейнджеры, располагавшиеся на вершине горы, сразу же приступали к операции изъятия туриста. Остальная работа Макса была чисто физического свойства: он натягивал навес и устанавливал сетку от мух, расчищал место для огня, собирал сучья, выкапывал яму для отхожего места. От этого тяжкого труда он покрылся испариной и грязью — «первозданной» грязью, решил он. Сквозь острые скалы Макс направился к чистой воде, захватив с собой складное ведро. Насыщенный парами воздух не подготовил его к тому, что вода будет холодной. Как он ошибся.

— Я слышала, как ты вопил, — сказала ему Гиа, когда он вернулся. — Все в порядке?

Макс рассказал ей о ледяном душе.

— Почему ты не воспользовался горячей водой? — спросила она, покрутив в руках клапан на столбике с номером, который Макс принял сначала за столбик-маркер их стоянки — теперь же он мог проследить, как труба пересекает тропинку и поднимается к солнечным батареям, полускрытым в верхушках деревьев.

— Господи, — сказал он, — есть ли здесь хоть что-нибудь натуральное?

— Пожалуйста, не нервничай. Ты напоминаешь мне моего отца.

— Послушай, я думал, что имеем право ожидать того, что Экопарк сохранил…

— Конечно, здесь не все натуральное. В течение последних ста лет на планете не осталось ничего полностью натурального. Еще в классе вы учили нас тому, что на глубине океана — пластик, в каждом облаке — созданные человеком химические вещества, в каждом пейзаже — обломки цивилизации.

— Думаю, я должен был это предвидеть, — вздохнул Макс. — Но, по крайней мере, Вордсворт остается с нами.

— Который также вовсе не жил на дикой природе, если я правильно помню ваши лекции? Разве мы читали о грязи в его поэмах? О змеях? О злобных москитах? Вы говорили, что он писал так, как если бы он выехал в парк на пикник.

— Ну ладно, ладно, — сказал он, усталый и раздраженный от того, что его же лекция цитировалась ему, — давай наконец развернем эти чертовы спальные мешки.

— Раскрой и мой тоже, — Гиа положила руки на бедра таким же образом, как это делала Акура, когда была раздражена и хотела его прервать. Это насторожило его.

— У меня идея, — сказал Макс, — что если мы поставим палатку где-нибудь в другом месте. Кто узнает? Давай, скажем, поднимемся на этот холмик?

Макс указал на буйно заросший холм, находящийся рядом с самым высоким гребнем горы. Сквозь деревья было видно, что холм увенчан рощицей пальм, под которыми была лужайка.

— Оттуда будет замечательный вид. Мы оба будем довольны.

Они потратили больше часа на то, чтобы запихнуть палатку обратно в узкий мешок и снова запаковать все оборудование. Затем небольшое путешествие — и они оказались на холме. Вид, который открылся перед ними, изумлял: на юге — потрясающе крутые горы, а на севере — глубокий синий океан.

На закате все было приведено в порядок. Макс подумал, что настало время предпринять что-нибудь. Он соскребал кусочки тушеных червячков со своей тарелки, в то время как Гиа выражала свое восхищение его высокодуховному отказу от места стоянки и рассказывала ему, что вот теперь закатные лучи солнца необыкновенным образом ее стимулировали.

Макс почувствовал, как она склоняется к нему, почувствовал ее сладкий и теплый запах, ~ Гиа украсила волосы цветами плюмерии.

— Какие потрясающие цвета, — певуче проговорила она.

Поднатужившись, он извлек из недр своей памяти подходящие строчки из Вордсворта:

«И океан, и животворный воздух,

И небо синее, и ум людской —

Всё мыслящее, все предметы мыслей,

И всё пронизывает»…

За ними, в зарослях кустарника, раздался треск ломающихся Веток. Потом ветки зашевелились со всех сторон: группа бойскаутов в тропическом камуфляже поднималась на холм, сверяясь по своим наручным часам-компасам новейшей конфигурации. Они уверенным шагом подошли прямо к палатке Макса и Гии. Один из ребят спросил, не участвуют ли и они в их ночной рекогносцировке.

Макс проделал в обратном порядке все те же операции с палаткой; было уже почти совсем темно, когда они снова спустились к месту своей законной стоянки.

В тот момент, когда он вновь установил палатку, было 11 часов вечера. На этот раз он принял горячий душ. Когда наступила полночь, он с удовольствием соорудил двуспальную кровать, сдвинув спальные мешки таким образом, чтобы можно было прижаться друг к другу.

— Да, я думаю, ты правильно все сделал, — пробормотала Гиа у него за плечом.

По ее настоянию он разместил сигнальные устройства и фонари по обе стороны их кровати.

— Ведь не знаешь, что может случиться в таком диком местечке, — сказала она.

Он галантно вышел из палатки, когда она переодевалась в пижаму. Он разложил энергетические угольки в костре так, чтобы они романтично тлели, излучая спокойный свет, потушил иридиевый фонарь, разделся и повесил одежду на нижнюю ветку дерева. Когда он пробрался в темную палатку и скользнул в спальный мешок, он был совершенно обнаженным.

— А теперь, — сказал он, — я бы хотел для разнообразия показать тебе что-то действительно натуральное.

В тот самый момент, когда его голое бедро коснулось ее кожи, она пронзительно крикнула ему прямо в ухо, да так, что в ушах у него зазвенело.

Макс резко вскочил и схватил фонарь — но включив, он случайно направил его на себя. Яркий луч ударил ему в глаза и неудачно осветил интимные подробности его тела. Она продолжала кричать. Наконец, Максу удалось направить луч света на вход в палатку, он вывалился из нее, ничего не увидел, заскочил обратно, пришлёпнув по дороге особенно агрессивного комара. Первое, что он заметил, это то, как привлекательно ее обтягивала шелковая ночная рубашка, как она обрисовывала ее выступающие в ответ на его призыв соски. Затем он заметил красный огонек, мерцающий на сигнальном диске, защищающем в экстренных ситуациях, который был прикреплен к спальному мешку.

— Что ты сделала? Там же никого нет. Что… Что… О, Боже! Теперь они снимут нас с маршрута.

— Извините.

Макс обмотал вокруг себя спальный мешок, со страхом глядя на мигающий красный огонек и силясь понять, что происходит.